— Жены тех, кто получает пособия в связи с кризисом, безработицей и прочим, хотят сегодня пожелать бургомистру безоблачного правления! — крикнула она ему вдогонку. — Твой «законный» путь отнюдь не самый правильный!
Когда муж принес воду, она чуть не вырвала у него черпак из рук. Высоко засучив рукава кофты в синий горошек, она так рьяно мешала половником в кастрюле, что забрызгала супом пол.
— Мы, женщины, подадим вам пример. С нами этот номер не пройдет! В конце концов дома у нас гораздо больше стычек, чем на ваших собраниях. За словом в карман не полезем. И если нам даже придется сидеть на одной картошке с брюквой, мы все равно не отступим. Я пойду с делегацией. И буду говорить с Цонкелем!
С него хватило этого урока. После обеда, буркнув что-то, он вышел во двор, а она принялась мыть посуду, продолжая вслух разговаривать сама с собой.
Разноцветные осколки стекла, вмазанные сверху в каменную ограду, поблескивали на солнце. Куры копошились под окном кухни и, распушив перья, купались в пыли.
Брозовский сходил в хлев, принес деревянный совок с дробленым ячменем и разбросал горсть зерна. Куры взвились, как облако перьев. «Пусть хоть раз попразднуют», — подумал он и опустился на корточки среди кур, жадно теснившихся вокруг него. Здоровенный петух с красно-золотым жабо клевал зерно у него из рук.
Вот, оказывается, как выглядит жизнь безработного горняка… Брозовский сердито откашлялся, отнес совок обратно в хлев и заглянул через перегородку в закуток для свиньи. «Тоже пора вычистить», — сказал он себе и открыл дверцу.
Радостно взвизгивая, поросенок стремглав бросился на кур. Потревоженная стайка взлетела на узкий выступ каменной стены и, почувствовав себя в безопасности, взволнованно закудахтала. Брозовский оттащил навоз в яму, бросил в хлев охапку соломы, распушил ее и смел все соломинки.
Потом он снова побрел по двору. Оглядел дом. «Вон, наверху, опять осыпается глина с фасада. Каждую весну я его зализываю, но первый же дождь опять отваливает куски. Черт возьми! С этой хибаркой забот не оберешься!» Ему стало смешно. «Домовладелец! Отто Брозовский! Смех, да и только».
«Минна, конечно, права, так уж сразу мы не пропадем, — продолжал он размышлять. — Но откуда у нее эта твердость духа? Или она надеется на клочок земли, свинью в хлеву и козу?» Он представил себе, какое бы она сделала лицо, если бы кто-нибудь соскреб эту толику рыхлой почвы с их огорода и увез в тележке. Прощай тогда вся ее твердость!
«Боже мой, но земля тоже ведь принадлежит акционерному обществу, — вспомнил он вдруг. — Осенью, когда истечет срок аренды, они ее отберут!» — Он сдвинул фуражку на затылок, как делал всегда в трудную минуту.
«Проклятье! А ведь так и будет, никуда не денешься. Мы ее удобрили, затратили столько труда на эту землю, а ее отдадут в чужие руки. Желающие, конечно, сразу найдутся».
Какой-то шум заставил его прислушаться. Может, он нечаянно запер курицу в хлеву? Он пошел взглянуть, что это там за возня. Согнувшись, стоял он в закутке, ожидая, когда глаза привыкнут к полумраку. По улице за каменной оградой, громыхая, проехала повозка. Сверху слегка осыпалась земля, весь хлев заходил ходуном.
Никакой курицы в хлеву не оказалось. Свинья рылась в соломе и валялась в закутке, похрюкивая. Он вышел во двор, раздумывая, за что бы еще взяться, и тут услышал, как хлопнула дверь дома. «Наверное, Минна отправилась в ратушу, растолковать там, что к чему», — подумал он.
Со скуки он еще раз подмел каменные плиты двора. «Вот те на! Мы забыли позвать Вальтера к обеду!»
Собираясь выйти на улицу, чтобы поискать мальчишку, он услышал какие-то неясные звуки, доносившиеся из центра города. «Надо будет взглянуть, что там у ратуши происходит», — подумал он и поднял голову, прислушиваясь.
И вдруг увидел сына верхом на каменной ограде.
— Папа, у ратуши полицейские бьют женщин! Они только успели собраться, как их сразу же стали разгонять. Больше всех старается жандарм из Обервидерштедта. Он бьет даже ногами. Жена Гаммера дала ему затрещину, а у мамы течет кровь.
Больше Брозовский не слушал. Он только на миг увидел занесенную над оградой ногу, как у всадника, садящегося на коня. Послышался грохот, и он подумал, что мальчишка, наверное, вывернул из стены расшатанные камни.
Вниз по улице бежали женщины. Брозовский бросился за ними, на ходу натягивая пиджак. Изо всех окон смотрели люди, гадая, что произошло. Стайкой вспугнутых воробьев неслась шумная ватага детей, обгоняя старого Келльнера, сердито грозившего им палкой.