— А из кого состоит профсоюз? — поинтересовался худощавый забойщик.
— Во всяком случае, не из скандалистов.
Лаубе был взрывником. Все знали, что он со своей бригадой зарабатывает на шахте больше других. Ссутулившись, он упрямо смотрел на собравшихся.
— Выходит, рабочие сами виноваты в снижении расценок? — съязвил Рюдигер.
— Если руководство профсоюза считает нужным повременить, значит, у него на это есть основания. Оно недаром отвечает за все.
— А своей головы у тебя нет на плечах?
— Моя голова на месте, а вот ты свою, видно, потерял.
— Ну хватит! Переходим к повестке дня. Кто за созыв общего собрания? — спокойно спросил Рюдигер.
Между тем у доски объявлений страсти разгорались.
— Эти жулики не только крадут наш заработок, они еще и гадят государству! — кричал Юле Гаммер, возвышаясь над толпой. — А оно перекладывает все на наши плечи. Господа акционеры отделили медеплавильный завод, который сбывает конечную продукцию, от шахт и металлургических предприятий. Они создали на его базе самостоятельное общество. И оно дает прибыль. Про шахты же говорят, будто они убыточны. А государственные денежки кладут себе в карман. Это всем известно.
— Не болтайте ерунды, — вмешался шахтный полицейский, которого поставили охранять доску объявлений.
— Тебе что здесь надо? — огрызнулся Юле.
— Вы мне не тыкайте. Мы с вами свиней не пасли. Кончайте горлопанить! Или на работу, или прочь отсюда!
— Слушай, ты!.. — Юле схватил полицейского за мундир и так сдавил, что тот начал задыхаться.
— Это вам даром не пройдет, — пыхтел полицейский, пытаясь вырваться.
— Тебе тоже!
Полицейский уже еле держался на ногах. Юле как раз собирался нанести ему хорошо рассчитанный удар, но тут напарник Брозовского рванул его за плечи.
— Предоставь-ка этого мне. Он уже донес на одного из наших.
Парень нагнул голову и изо всех сил боднул полицейского. Издав непонятный утробный звук, полицейский рухнул на землю, беспомощно хватая руками воздух.
— Это тот самый, Юле. Я тебе вчера говорил, он донес штейгеру, будто Брозовский сорвал бинертовскую писанину. Ишь ты, какой всезнайка. Гляди-ка, теперь он сразу все забыл.
Парень пнул бесчувственное тело ногой. Вокруг собралась толпа, равнодушно поглядывая на лежащего.
Неожиданно появился Бартель. От обычной его флегмы не осталось и следа.
— Ага, первое выступление! — злорадно сказал он Гаммеру. — Нападение на полицейского. Многому научились у Брозовского, очень многому. Но мы вас быстро отучим!
— Постовой упал. Какое отношение это имеет к Брозовскому? — вмешался Генрих Вендт.
— А вы помолчите! И принимайтесь за работу! Все марш на работу! — Бартель словно вырос на целую голову.
— Ого!..
— Отправляйтесь к оберштейгеру, Гаммер! — заорал он на Юле. — Вам, видать, надоело здесь работать?
— Почему?
— Он еще спрашивает! Это и так видно.
Бартель нагнулся над полицейским.
— Помогите-ка!..
Но толпа подалась назад.
— Прежде чем обвинять людей, протрите глаза, штейгер Бартель. Тогда увидите, что происходит.
Генрих Вендт двинулся на штейгера. Несколько человек сразу примкнули к нему, среди них Вольфрум. В зеленоватых глазах его светилась ненависть.
Юле Гаммер только повернулся. А штейгер уже побелел и, теснимый шахтерами, стал отступать, спотыкаясь о рельсы и шпалы, пока толпа не подмяла его под себя.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
В это самое время Брозовский сидел напротив Цонкеля. Раньше они часто сиживали вместе до полуночи, третьим в их компании всегда бывал Рюдигер. Но это было больше шестнадцати лет назад. С тех пор пути их разошлись. Ныне их разделял письменный стол бургомистра.
Брозовский осторожно потер рукавом щеку, покрытую запекшейся кровью. После схватки с полицейскими вид у него был не слишком приличный. Цонкель сделал знак Меллендорфу. Но тот медлил и не уходил.
— Я не могу оставить вас с арестантом одного.
И только когда бургомистр прикрикнул на него, полицейский нехотя покинул кабинет.
Некоторое время Цонкель кряхтел и откашливался, потом высморкался в цветастый носовой платок. Он уже много лет не спускался в шахту, но до сих пор не мог отделаться от раздражения слизистой, которому подвержены все работающие в сланцевых рудниках. Наконец он прокашлялся.
— Вот видишь, до чего ты дошел. Арестант! И это говорит тебе — депутату городского совета — полицейский. Вашими бурными демонстрациями вы ничуть не улучшите положения и ничего не измените.