— Прикажете направить донесение об арестах по инстанции или вы считаете это теперь излишним, господин бургомистр? — Тон его был елейным и подобострастным. Однако от внимательного слушателя не ускользнул бы оттенок злорадного удовлетворения тем, что ему удалось одной фразой дать щелчок обоим сразу. Первого — самоуверенного выскочку — он разоблачил, а второго, по его мнению, более опасного, унизил. Хватит, достаточно уже доставил им хлопот, вечно лезет куда не надо.
— Направьте по инстанции. Но, конечно, не эту чепуху. А ходатайства о пособиях. Я ведь уже давал вам это указание, — проворчал Цонкель, задетый за живое.
Секретарь Фейгель, отлично знавший Цонкеля, заметил его растерянность. Перед Брозовский Цонкель хотел показать себя бургомистром и пустить ему пыль в глаза, чтобы не пострадал авторитет социал-демократов.
— Я только хотел бы обратить ваше внимание на то, что циркуляр министра внутренних дел предусматривает…
— Выполняйте мое указание! — перебил его Цонкель. Чутье обиженного подсказало ему, что секретарь хочет унизить его в глазах Брозовского. Он вскипел: — Зачем вы вообще спрашиваете? Или вы что-нибудь не поняли?
— Я все отлично понял. Пожалуйста, подпишите ходатайства сами, — возразил секретарь тоном холодным и официальным, всем своим видом подчеркивая явное превосходство над этим мужланом, и, не ожидая приглашения, положил перед Цонкелем документ. — Я снимаю с себя всякую ответственность. Ходатайства противоречат указам правительства.
— Дайте сюда! — Цонкель хотел поскорее отделаться. Он знал, что секретарь куда лучше, нежели он сам, разбирается в этих проклятых параграфах бесчисленных указов и не упускает случая это подчеркнуть. Он подписался неразборчиво, мелкими буквами. Секретарь злобно наблюдал за ним, поджав тонкие губы, и взял документ с видом человека, которого заставляют выполнять то, что вовсе не входит в его обязанности. Но не ушел.
— Еще что-нибудь?
Цонкель особенно нервничал из-за того, что Брозовский был свидетелем этой сцены. Он знал, что по городу ходит слух, будто он всего лишь на побегушках у своего секретаря.
— Я вынужден обратить ваше внимание и на то, что ваше распоряжение об освобождении арестованного Брозовского незаконно. Это превышение власти, господин бургомистр. Арестованный задержан государственной полицией. Полковник полиции Бранд уже известил своего начальника и подал жалобу. Его подчиненные возмущены. Согласно закону вам подчинена только местная полиция. А государственная полиция…
— Пожалуйста, предоставьте это мне!
— Но я обязан указать вам на незаконность ваших действий.
— Вон отсюда, гад ползучий! — рявкнул Брозовский и пнул ногой стул. Его терпение лопнуло.
— Вы ответите за это оскорбление! Я подам жалобу!
Цонкель промолчал. Секретарь отступил к двери. Брозовский увидел в прихожей полицейского и двух сельских жандармов. Фейгель что-то зашептал блюстителям порядка.
— Надо признать, ты крепко держишь бразды правления в руках. Демократические методы руководства в чистом виде! Каждый делает свое дело. Итак, что еще скажешь?
— Бюрократы! — проворчал Цонкель. Он растерянно переминался с ноги на ногу.
— Если бы дело было только в том, что тебя обводят вокруг пальца… Еще не раз придется пережить такие веселые минутки, прежде чем тебе окончательно дадут пинка под зад. Но каждому овощу свое время. Эх, Мартин, раньше, до войны, когда ты еще рубал сланец, ты был добрым товарищем!
Брозовский ногой захлопнул дверь. Ему стало даже жаль Цонкеля. Он подошел к письменному столу и протянул бургомистру руку.
— Интересно, что они сделают, если я сейчас выйду отсюда. Не могу же я обмануть их надежды и выпрыгнуть в окно. Полицейский эскорт на шахте и в городе, полная безопасность. Хорошо жить в управляемой вами Пруссии…
Цонкель бросился к двери.
— Можете быть свободны. Дело улажено! — хрипло крикнул он полицейским. И вытер пот со лба.
До Брозовского донеслись удаляющиеся шаги. Но полицейские поджидали его на лестнице — как цепные псы, у которых выхватили из пасти добычу.
— В ближайшие дни работы у тебя поприбавится. Возможно, перед твоей дверью поставят постоянную охрану. Успокойся, не из-за меня, — сказал Брозовский, когда Цонкель указал ему на дверь. — Если тебе еще не известно, то знай: акционерное общество собирается снизить расценки на пятнадцать процентов. Точно пока ничего не известно. Но народ бурлит. Так что дверь твоя будет хлопать часто.