Брозовский перевел дух. Но все просили рассказывать дальше.
— Все это не так просто, — продолжал он. — Генерал Дауэс был уверен, что трюк с репарациями — ловкий ход. А что получилось?
— Фига! — ответил Юле Гаммер. — Это он должен был предвидеть.
— Генерал всегда остается генералом, — задумчиво возразил Брозовский, — планируя сражения, он может потерпеть поражение. Но когда он берется планировать хозяйство, поражения терпят целые народы. К сожалению, Дауэс в своем плане не учел того, что времена меняются. Поэтому кое-что и сорвалось.
Тут Брозовский прислонился к стволу вишни, под которой они сидели, и подождал, пока сельский жандарм, с важным видом кативший свой велосипед по дороге, подойдет поближе. Он любил просвещать любознательных. Но его ожидало разочарование.
Когда он произнес: «Генерала Дауэса упрекнуть не в чем, он хотел для себя и для своих хозяев самого лучшего, но был недостаточно дальновиден», — жандарм несколько раз провел рукой по лбу и в недоумении покачал головой. По серьезным лицам мужчин, сидевших вокруг Брозовского, нельзя было понять истинного смысла этих слов. Жандарм подождал немного, потом сел на велосипед и укатил.
— Еще один из тех, кто думает задницей. Такие ничем не интересуются и ничего не знают.
Брозовский улыбнулся.
— Черт с ним. Ну, а что же дальше?
Последний напарник Брозовского — тот, от знакомства с которым у Бартеля осталось несколько шрамов, наморщил лоб.
— Эрнст Тельман уже сказал кое-что по этому поводу на заседании рейхстага в феврале. Крупные банки Америки боятся за свои долларовые займы. Они требуют деньги обратно. Пора больших спекуляций миновала, в мире что-то треснуло, в Нью-Йорке произошел гигантский крах.
Брозовский отбросил иронический тон, каким он говорил ради жандарма, и старался теперь как можно проще излагать сущность мирового кризиса.
— Серьезный господин Оуэн Юнг, от которого ждали всемирного чуда, является представителем крупнейшего банка в мире. Его хозяин — Морган. Теперь он диктует, что делать дальше и сколько тебе платить, — сказал он парню. — Снижение расценок введено именно для покрытия репараций. Но немецкие капиталисты надумали взвалить на наши плечи не только бремя Версальского договора, но и затраты на модернизацию промышленности.
У слушающих Брозовского словно завеса упала с глаз. Он не был ученым лектором по экономике капитализма. То, что он говорил, он понял сам в ходе борьбы за интересы рабочих под руководством своей партии. И изо всех сил старался не обмануть ожиданий товарищей.
Он расстегнул ворот и спросил Боде:
— Как по-твоему, был смысл в том, что ваш товарищ Рудольф Гильфердинг, в бытность свою министром финансов, продал государственную монополию на спички шведскому миллиардеру Ивару Крюгеру?
Боде не знал, что ответить.
Юле попытался ему помочь:
— Вырученные пятьсот миллионов давно уже вылетели в трубу. Зато всю жизнь ты будешь платить за коробку спичек вдвое дороже. Вот до чего докатились господа социалисты.
Боде вздохнул. Он знал, что Юле Гаммер прав. Но разобраться в том, кто тут виноват, было не совсем просто.
— Другие ведь тоже участвовали, — сказал он.
— Конечно! В такие аферы всегда бывает замешана целая шайка. Но ведь Гильфердинг — член твоей партии… — Брозовский выжидательно посмотрел на Боде.
Тот молча что-то соображал.
— Видишь ли, — продолжал Брозовский, — черная пятница кризиса разразилась над нью-йоркской биржей, как гроза. Она потрясла даже такого банкира, как Морган. Курсы акций покатились в бездну, маленькие люди потеряли на этом деле миллиарды. На этот раз кризис поразил целые отрасли промышленности, банки лопались, как мыльные пузыри, дорогой товарищ Боде. Не слишком ли радужными были надежды?
Брозовский в простых словах изложил сущность мирового кризиса, который охватил все страны. Люди, окружавшие его, поняли: это была правда!
Но вот они сидят у ворот своей шахты и бастуют. Какая же тут связь?
Брозовский разъяснил и это:
— Американцы поняли, что если немцы будут выплачивать военные долги не золотом, а радиоприемниками, цейсовскими объективами и электровозами, то никто не станет покупать их кофейники, холодильники, автомобили, граммофоны и электровозы. Правда, генерал Дауэс дал на это согласие. Однако дружба дружбой, а кризис-то хватает за горло.
Брозовский опять впал в насмешливый тон, потому что Боде, все еще считая себя обязанным защищать политику социал-демократической партии, возразил: