Да, это было известно. В том числе и пасторше. Стало быть, только трое или четверо из двенадцати тысяч были согласны работать по новым расценкам… Разговор постепенно иссяк.
Пасторша любила, перед тем как сесть за обеденный стол, прочесть что-нибудь поучительное. Она достала с полки Библию и стала читать вслух про апостолов. Среди двенадцати учеников Иисуса был один, который предал Христа, его звали Иудой Искариотом…
Ольга Бинерт не сразу поняла намек. Но потом вспомнила о тридцати сребрениках и сразу изменилась в лице. Ее обычно свежая гладкая кожа сделалась вдруг серой и морщинистой. Ольга заторопилась.
Да, сейчас всем некогда, пасторша это понимала. Ей очень жаль, сказала она, провожая гостью до двери. День был вконец испорчен.
Выходя из сада, Ольга Бинерт с силой грохнула калиткой. На улице она облегченно вздохнула.
Этакая подлость! Ноги ее не будет в пасторском доме! Никогда! И вздумала же здесь искать помощи и утешения…
Она помчалась опять к директорше.
— Мне необходимо с вами поделиться, госпожа Зенгпиль. Подумайте только, эта пасторша!.. — И она, захлебываясь, зашептала ей на ухо.
Но оказалось, сообщение это уже не было для хозяйки новостью. Ольга разочарованно поджала губы. Однако директорша была рада, что нашелся человек, который с удовольствием ее слушает. Когда находишься в самой гуще жизни, как она, новости поступают со всех сторон. Она так прямо и сказала.
— Местные отделения национал-социалистской партии и «Стального шлема» пришли к соглашению. — Она понизила голос до шепота. — Представляете, Буби занялся этим делом сам. Мой муж тоже уехал в связи с этим. В такое время нельзя думать о себе.
Она пригладила складку на своем широком, свободно спадающем платье из небеленого сурового полотна. Платье в талии стягивал широкий пояс, а у шеи матово поблескивала большая брошь с руническими знаками.
«Для кого она опять успела переодеться?» — подумала Ольга, удивленная тем, что сразу этого не заметила. Она сказала:
— Мой ничего мне об этом не сказал. Может, ему важные новости вообще не сообщают?
— Это дело руководства, все пока держится в тайне, — прошептала фрау Зенгпиль и жестом предупредила, чтобы Ольга не говорила слишком громко.
«Но разве удержишься, когда тебя так ловко обводят вокруг пальца? Ничего, я разузнаю все».
Ольге Бинерт и в самом деле надо было поторапливаться. Если она сегодня ничего не разнюхает, то завтра это ничтожество все еще будет шляться по комнатам.
Она злилась из-за полотняного платья фрау Зенгпиль и ее брошки. Мнит о себе бог знает что! А кто она такая? Из бедной крестьянской семьи. Откуда что взялось? «Мой муж, директор…» Сообразила, за кого замуж выскочить. И рассказывает всегда только половину того, что знает. Подобное платье с брошью было бы и ей к лицу. Зять вполне мог ей подарить что-нибудь в этом роде, когда б не думал только о себе. Но ему все мало. Тем более что пропало ее единственное украшение — серебряная цепочка от крестика. Носила его еще совсем девчонкой.
Ольга в испуге остановилась и посмотрела вокруг. Никого не было. Неужели она думала вслух? На всякий случай она прикрыла рот рукой. Штейгер так схватил ее, что потом к блузке пришлось пришивать две пуговицы. При одном воспоминании об этом по ее спине пробежали мурашки. Вот это мужчина! А звенья цепочки все-таки не нашлись.
Теперь она знала: вся беготня была напрасной. Надо держаться за Бартеля, он найдет выход из положения. Куда это годится, если в доме нет денег! Бартель задаст жару этому старому ослу и заставит его работать. «Надеюсь, он дома», — думала она.
— Уже полдень, а я все в бегах. Жаль, что в сутках только двадцать четыре часа, — сказала она фрау Бартель, вновь явившись к ней. — До уборки сегодня еще руки не дошли.
— Неужели?
Фрау Бартель, заметив, что муж вернется лишь вечером, да и то ненадолго, даже не пустила Ольгу в комнаты. Пусть Бинерт приходит, она мужа предупредит.
Это переполнило чашу.
Бинерт сам закрыл окна — не хотел, чтобы соседи сбежались. Два часа после бури он сидел понурив голову, а потом поплелся к Бартелю. Что ему оставалось делать?
Он отправился в путь, когда наступили сумерки. Никто не должен видеть, куда он идет.
— Нет, милый человек, не на водоотлив. С чего вы взяли? Для этого вы, Бинерт, не подходите. Там нужны люди помоложе.
Штейгер не столько восседал, сколько возлежал в кресле. Сложив руки на весьма круглом животике, он разъяснял Бинерту:
— Сегодня занимались главным образом аварийными работами, а завтра пойдем дальше. Как вы думаете, для чего вы мне нужны? На аварийных работах и водоотливе мы используем служащих и учащихся Горнопромышленной школы…