Опять остановилась немного передохнуть, огляделась вокруг, отвлеклась. Потом взялась за дело еще энергичнее.
Неужели и вправду нельзя по-другому? Неужели ей надо делать все самой? Она вздохнула. И да и нет. Старший, пожалуй, мог бы ей помочь. Членом забастовочного комитета он ведь не был и сутками в пикетах не стоял. Но парни, вероятно, бегают за девчонками. Когда она заговорила с Отто, пытаясь наставить его на путь, он удрал от нее, бросив на ходу, что она попала пальцем в небо.
Ее мужчины не могли стоять в стороне. Она понимала, что иначе и быть не могло. Забастовка касалась всех мужчин. Но и женщин тоже, женщин даже больше. Вдруг осенью не будет картошки, что тогда? Она уже не верила, что муж снова найдет работу. Забастовка так просто не кончится, за ней последует что-то еще. Она задумалась. Что же именно? Если бы только она имела ясное представление об этом. Муж говорил одно, сын другое. Каждый вечер, когда они бывали дома, они спорили. Верно только одно: рабочим нужна сплоченность. Сын часто сердился. Он хоть сейчас готов был на штурм и ратуши, и Управления горнорудной промышленности, он бы камня на камне от них не оставил. Когда Отто сердился, он не находил нужных слов, на лбу появлялась глубокая складка. Отец старался унять его буйный темперамент. Если сын будет продолжать в том же духе, то, как и отец, вылетит с работы. Она знала, что этого не миновать. И все же пусть бастуют, не сдаваться же им! Минна закашлялась. Иной раз ей становилось дурно от этих мыслей. И тогда она боялась, как бы не свалиться. Но она не отступит, нет! Раз нужно — она выдержит.
Минна взмахивала тяпкой: два удара — один шаг. Она не сдавалась, несмотря на усталость. Комья сухой земли царапали ее голые ноги. Не сдаваться! Бить их, и все! Она думала: «Может быть, сын прав. И жены должны прийти на помощь мужьям. Кое-кто в городе уже повесил нос. Трудно, конечно. У хозяек вышли деньги. Все ждут не дождутся расчета за истекший месяц. Задерживать расчет рабочим не имеют права. Двадцатого — то есть завтра, нет, послезавтра, должны будут заплатить. Да надолго ли хватит? Помощь очень нужна. Надо помочь, да как это сделать?
Вдруг ей пришло в голову: надо поговорить с крестьянами ближайших сел, с торговцами. Они зависят от заработка горняков, забастовка коснется и их. «Или нет? — спросила она себя. — Если нет, тогда надо им разъяснить, ведь это мы несем заработок наших мужей в магазины. Крестьяне, торговцы, ремесленники — все должны быть на стороне рабочих! Что толку торговцам ругать канцлера Брюнинга, который дерет со всех немцев — от мала до велика — новый подушный налог, как его предшественники — с готтентотов?»
О налоге она знала из газеты, которую Отто читал вслух.
— Считали носы, а не деньги в кошельке! — в бешенстве кричал он. И вот теперь они ругают налог на промысел, на доходы от промысла, налог с оборота, подоходный налог, налог на землю…
И откуда что взялось? Только теперь, в поле, она вдруг начала кое в чем разбираться. Не хуже секретаря магистрата, — этот знал все и даже лучше всех. А впрочем, чему тут удивляться? Простая вещь. Надо собирать продукты, организовать столовую для бастующих, — в голове складывался четкий план действий. Эйслебенский председатель МОПРа совершенно прав: надо помогать друг другу, иначе не выстоять. Вот так-то. И это дело женщин; ни одну не забыть, ни одной не остаться в стороне. В столовой дел хватит на всех, и все там будут сыты. Да, да — все…
Ворона черная, словно лакированная, скакала вслед за Минной по свежим бороздам. Когда Минна, дойдя до межи, повернула назад, та взмыла вверх с недовольным карканьем и пролетела над нею, тяжело взмахивая крыльями.
— У, тварь! — пригрозила ей Минна тяпкой.
Она все работала и работала, ноги нестерпимо горели, она ступала ненадолго в сырую прохладную землю и снова: два удара — один шаг… Еще двадцать рядов, десять…
На меже она выпрямилась. Поясница и суставы ныли, тело стало деревянным, голова гудела. Тяпка звякнула о серый песчаник межевого камня. Управилась!
От межи начинался крутой склон оврага, заросший крапивой и чертополохом, тут стояла ее корзина из ивовых прутьев. Тяжело дыша, Минна присела отдохнуть.
Невидящими глазами смотрела она на серые холмы, темные отвалы породы и черные, сверкающие на солнце горы шлака. Отвалы, отвалы… Двести, триста, четыреста или бог знает сколько лет назад там горели огни топок. Взгляд ее скользил по разрушенным шахтным постройкам, остовам подъемников, фабричным трубам, заброшенным медеплавильным печам, остаткам гидравлических сооружений и вентиляционных шахт, чьи названия напоминали о минувшем. Даже весна не в силах была оживить серый унылый ландшафт. Все кругом дышало старостью и тленом. Мало радостей видели люди в этом краю, хоть и насадили море садов. С давних пор, целых семьсот лет трудились здесь в поте лица горняки, добывая руду и копая огороды. И весь век угрожал им кнут хозяев.