— Узнайте, куда девался советник юстиции Пфютценрейтер. Пошлите за ним машину и немедленно доставьте его сюда! Выполняйте!
От его ледяного голоса секретарша съежилась. Через двадцать минут советник юстиции наконец явился. Генеральный директор, как бы не замечая присутствия этого толстого подвижного человека, смотрел куда-то сквозь него в пространство. Что поделаешь, приходится пользоваться услугами подобных знатоков всевозможных лазеек.
Разговор начался очень холодно. Советник юстиции сразу же почувствовал сдерживаемое волнение генерального директора; он решил, что поступит благоразумнее, если на сей раз изменит своему постоянному правилу — никогда не сознаваться в безуспешности предпринятых им усилий, — и откровенно заявил, что у теперешнего референта министерства финансов он не добился никакого успеха.
— Господа из правительства придерживаются того мнения, что вопрос о субвенциях должен быть урегулирован независимо от забастовки, так сказать, в спокойной атмосфере.
Генерального директора это не устраивало. Прежде всего надо подавить забастовку, это главное.
— На который час назначены переговоры с министром внутренних дел? — спросил он.
— На одиннадцать тридцать утра. Господин Зеверинг хочет обсудить вопросы безопасности заодно с финансовыми.
Дело принимало совершенно иной оборот. Генеральный директор не любил выдавать своих чувств, но сейчас он не смог скрыть явного облегчения. Советник юстиции отметил это про себя и с непроницаемым лицом начал копаться в своих бумагах.
На пути в министерство встретились непредвиденные препятствия. Центр города был оцеплен полицией, прямая магистраль Шарлоттенбург — Бранденбургские ворота перекрыта. Со стороны Моабита и зоопарка к центру двигалась бесконечная людская масса. Советник юстиции Пфютценрейтер давал указания шоферу, как проехать переулками.
Генеральный директор с каменным лицом сидел на заднем сиденье. Мимо проплывали транспаранты:
«Долой правительство Брюнинга!»
«Долой рабские подати!»
«Работы и хлеба!»
В здании министерства внутренних дел на каждом шагу стояли вооруженные до зубов часовые. Контрольные посты были усилены. Внутренний двор заполнили броневики. Выездные полицейские команды находились в полной боевой готовности.
Совещание началось совсем не так, как предполагал генеральный директор. Во-первых, ему не представилось случая сорвать на ком-нибудь свое дурное настроение. Министр, бледный, взволнованный, стараясь придать своему голосу твердость, заявил, что сможет уделить господам только десять минут. Министерский советник, фамилии которого Краль не расслышал, сообщил, что правительство после детальных переговоров с различными ведомствами и в первую очередь с министерством рейхсвера и с начальником штаба решило путем субвенций покрыть разницу между заготовительной стоимостью черновой меди и медных полуфабрикатов и стоимостью их на мировом рынке. Мансфельдское акционерное общество может рассчитывать на то, что платежи будут произведены тотчас по окончании забастовки в соответствии с договоренностью и с учетом скольжения цен.
— Тем самым ваши желания будут исполнены. Положение в стране требует создания собственной стратегической сырьевой базы.
Чиновник закрыл папку. Советник юстиции Пфютценрейтер условился с ним о встрече для обсуждения деталей. Он сам не ожидал, что все так быстро уладится.
— Правительство Пруссии получило от Всегерманского правительства заверение в том, что ассигнованные субвенции будут начислены. По рекомендации профсоюзов мы просим вас дополнительно проверить, какие имеются возможности для уступок в вопросе заработной платы.
Министр произнес это, почти не разжимая губ.
Что все это значит? Неужели профсоюзы согласовали свою политику в области заработной платы с мероприятиями министра внутренних дел? Генеральный директор подобрал вытянутые под столом ноги, скрытые свисавшей скатертью.
— Мы не пойдем ни на какие уступки, — резко ответил он. — К тому же это противоречило бы политике Всегерманского правительства.
— Господин министерский советник Хагедорн, может быть, у вас есть какие-либо возражения? Прошу. — Зеверинг устало откинулся в кресле.
— По нашему мнению, забастовку в Мансфельдском округе удастся прекратить только путем принудительного решения государственного третейского суда. При этом вряд ли следует ожидать, что профсоюзы потребуют от рабочих согласия на сокращение зарплаты в пределах двенадцати — пятнадцати процентов. Любое другое решение конфликта было бы нереальным, а также дискредитировало бы государственные арбитражные инстанции. На такой же точке зрения стоит и министерство труда.