Вот так они действуют, думал Рюдигер. Без лишних слов, их слова — дела. Да, в союзе с такими, как они, можно построить новый мир.
К вечеру в город прибыли полицейские отряды. Первым, кого задержал патруль, возглавляемый Меллендорфом, был Пауль Дитрих. Пауль проклинал себя. Он пошел провожать Эльфриду домой. Она предостерегала его и уговаривала остаться. Но, услышав вой полицейских сирен, он тотчас помчался в город. Эта неосторожность стоила ему переднего зуба.
Меллендорф поставил его возле машины и велел скрестить руки на затылке. Лицо полицейского было заклеено полосками пластыря, нос и лоб покрыты густым слоем белой мази от ожогов. Он был похож на циркового клоуна, загримированного перед выходом. Молодой курсант берлинского полицейского училища заставил Пауля делать приседания, не сгибая туловища, пока тот не упал в изнеможении. Следующей жертвой был Вольфрум. Он потом рассказывал, что полицейские ворвались в «Гетштедтский двор» точно так же, как банда нацистских громил тогда, ночью. Забастовочный комитет был арестован. Третьим оказался Генрих Вендт. Четверо его детишек стояли неподалеку и плакали навзрыд. Какой-то полицейский отогнал их, словно стайку гусят.
На кухню полицейским проникнуть не удалось. Чистившие картошку женщины встали у входа тесной толпой и преградили им путь. Долговязый вахмистр, командовавший налетом, испуганно отпрянул перед женой Вендта, замахнувшейся ножом.
Цонкель и Лаубе попытались успокоить женщин, но это вызвало еще большее возмущение. На Лаубе выплеснули ведро с помоями. Минна Брозовская выступила вперед и широко распростерла руки, как бы защищая товарок. Она не отступила ни на шаг и не произнесла ни единого слова. Полицейский, не выдержав ее взгляда, опустил глаза.
Всем мужчинам, находившимся в зале, приказали поднять руки и выйти. Во дворе их построили в шеренгу. Какой-то полицейский опрокинул стоявшие тут бидоны с украинским маслом. Минна молча поставила их на место и вытерла фартуком.
Хозяину столовой тоже велели присоединиться к арестованным. Его избили за то, что он плюнул Цонкелю в лицо.
Гедвига Гаммер успела предупредить мужа, дремавшего в шезлонге. Мгновенно проснувшись, он вскочил, схватил Гедвигу за руку и потащил за собой во двор. Полицейские уже барабанили в дверь с улицы. Юле помог жене перелезть через забор на соседний огород, оттуда они побежали в поле и спрятались в пшенице. Они слышали, как соседи ругались с полицейскими.
Боде защелкнули на здоровой руке браслет наручников и повели по шоссе. Накинутая на плечи куртка свалилась, и он отшвырнул ее ногой. Он дрожал от гнева, стыда и ненависти. На груди Боде, словно флажок, белела косынка, поддерживавшая раненую руку. Старик Келльнер поднял куртку. Когда он увидел, как полицейские вытащили на улицу старшего сына Брозовского и подцепили к Боде вторым браслетом наручников, он от волнения не смог выговорить ни слова. С его губ срывались лишь нечленораздельные звуки.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Господа из полиции ошибались гораздо больше, чем господа директора; их уверенность в победе пошатнулась. Спешные указания, переданные через полицейские радиостанции из Берлина, Магдебурга и Мерзебурга, не смогли что-либо изменить. Бросать на заводы поредевшие кучки нанятых штрейкбрехеров было невыгодно. Даже банда Буби Альвенслебена отказалась от новой попытки проникнуть через заводские ворота. Все проныры и ловкачи потихоньку разъехались по домам. Ни аресты, произведенные во время большой облавы в Гетштедте, Гербштедте и других местах охваченного забастовкой района, ни новая атака полиции на рабочих плавильного завода Круга под Эйслебеном, во время которой арестовали более восьмидесяти человек, не сломили волю двенадцати тысяч бастующих. На плавильном заводе Круга дирекция попыталась использовать для погрузки шлака несколько десятков служащих, техников и подкупленных субъектов из Галле, но ничего не вышло — поданные на погрузку вагоны ушли порожняком.
Брозовский избежал ареста лишь потому, что вместе с Рюдигером уехал в Хельбру на ранее намеченное совещание центрального забастовочного комитета. Помещение комитета было захвачено полицией, и связной отвел их на явочную квартиру, где и состоялось совещание. Комитет решил принять предложение МОПРа и отправить детей бастующих в приюты, организованные рабочими по всей Германии. Было также намечено провести на другой день демонстрацию в Эйслебене. Ночью шахтерские курьеры пошли по селам. Двенадцать тысяч бастующих приготовились оказать сопротивление полицейскому террору, все население сочувствовало им. Забастовочные комитеты перевели в другие места, состав их пополнился.