Это уже ересь, подумал лесничий. Такого он и слушать не желает, тем более здесь, на директорской даче! Сама мысль об этом преступна. Лесничий прищурил глаз, словно прицеливаясь. Да, видимо, случилось что-то совершенно из ряда вон выходящее.
Краль блуждал по лесу. Написать ему, генеральному директору Герберту Гельмуту Кралю, перед которым дрожали десятки директоров, такое письмо… Написать, что его политика привела Мансфельдское акционерное общество к краю пропасти, к почти неизбежному банкротству?! Он ускорил шаг. А кто наметил «главную линию»? Он, что ли? Это сделал сам автор письма! Тот, который теперь обвиняет его. Разве он, Краль, хотел быть форейтором всей немецкой промышленности? Никогда! Он зашагал еще быстрее, словно преследовал дичь, торопливо продирался сквозь густой кустарник и сосновый молодняк, оставляя на сучьях клочки грубошерстного плаща. Ничего подобного с ним еще не случалось. Дать такое указание ему, словно какому-то ефрейтору! Обыкновенный приказ, отсутствие элементарной вежливости, принятой в их кругу, среди равных; его окликнули, будто кучера: эй, болван, куда прешь, сворачивай, оглох, что ли?
С каких, собственно, пор тот человек стал распоряжаться в концерне, каким образом он заполучил контрольный пакет акций, обеспечивший ему фактическое господство? Это покрыто мраком. Но почему он, Краль, вдруг разволновался? Разве он сам не подчинился сразу же этому ледяному голосу, как только впервые услышал его? Покорился даже с легкостью и быстротой, потому что с тех пор акционерное общество ожило. Разве он не думал, как и все другие компаньоны, считавшие себя дальновидными, что им нужна была твердая рука? Это была новая линия, главная линия, большой бизнес. В этой лодке они плыли все вместе. Так кто же фактически определил ее, эту линию, которая оказалась сейчас якобы в корне ошибочной потому, что бастующая сволочь, несмотря на все усилия полиции, не желала смиряться?
Да, он, Краль, вносил предложения, получал директивы, с него и требовали. Все намеченные им меры, о которых он докладывал, были одобрены. Одно время он даже вообразил, что все нити сходятся в его руках, что он тасует карты по собственному усмотрению. Но сейчас, трезво взвесив факты и не кривя душой, он понял, что все было подсказано ему сверху. Взять хотя бы краткие письменные советы. Разве он не следовал им, как школьник? Он был всего лишь шестеренкой в огромной машине и немногим отличался от советника юстиции Пфютценрейтера, выполнявшего роль винтика где-то в недрах того же механизма. А может быть, господа директора, не зная истинного положения вещей, ошиблись в оценке ситуации и неверно информировали его, Краля? Может быть, они и виноваты в том, что все застопорилось? Негодяи!..
Взвинченный этой догадкой, он с силой вдавливал каблуки в мягкую пушистую землю; вот так бы и растоптать их всех…
У громадного дуба Краль остановился. Да, в лапах этого хвастуна он был беззащитен. Жалкий прокурист с ограниченными полномочиями — вот что представлял он собою, хуже того, курьер для разноски писем господам министрам. Генеральный директор — смешно! Бухгалтер и то больше значит. Тот, по крайней мере, хозяин своего гроссбуха.
Примириться с этим? Краль до крови прикусил губу и, сорвав с плеча ружье, зарядил его.
Да, а собственно, в скольких наблюдательных советах председательствовал господин председатель? Засел, как паук, и, раскинув сеть, почти ни разу не выступал публично, ставил то на красное, то на белое, делал ставки, не делал их, отправлял телеграммы, писал письма, давал инструкции, повышал и понижал курсы акций, коллекционировал посты в наблюдательных советах, как обыкновенные почтовые марки, и швырял пакеты акций, словно кегельные шары; генеральному директору Кралю он тоже бросил мимоходом две подачки — в Зальцдетфуртской сделке и в Пфеннергалле. Проклятый трутень!
И он — самый могущественный, невидимый властелин! Краль стал по пальцам считать наблюдательные советы, в которых этот господин имел решающий голос.
Он пересчитал трижды, но пальцев на двух руках все равно не хватило. Немецкий банк, Дрезденский банк, Учетный банк, Коммерческий банк, Дармштадтский и Национальный банки — с Гольдшмидтом из этого банка он был, по-видимому, особенно хорошо знаком, ибо не зря занимал пост в концерне «Нордволле», — он был закадычным приятелем братьев Лахузен, дружил с Фликом, Тиссеном и Пёнсгеном, принимал участие в делах концерна «Феникс», объединенных сталеплавильных заводов, предприятий, изготовляющих черную, белую и цинковую жесть, химических, угольных и машиностроительных концернов, судоходных компаний, доменного завода Тале; Мансфельдское акционерное общество с его рудниками и медеплавильными заводами, прокатными цехами и заводами шамотного кирпича, с электроцентралями, фабриками серебряных изделий, поместьями и дочерними компаниями было для него лишь каплей в море. Да, недаром его фамилия соответствует названию серого прожорливого хищника. С волчьей жадностью он заглатывает все, что хватают его клыки.