Управляющий Лёвентин — единственный, кого он брал сегодня с собой, — распахнул дверцу машины.
Дорогой Альвенслебен еще раз детально обдумал план сражения. Надо сразу прижать этих мокрых куриц. Атаковать и атаковать, не давая передышки.
Кто же там соберется? От «Стального шлема» будет, кроме Толстобрюхого, опять, наверное, этот одноногий учитель из Вормслебена, а от Немецкой национальной — непременно господин фон Зеебург. Из одной помойки. А с тем у него старые счеты. Это благодаря Зеебургу поместье Шохвиц обошли при распределении дотации по плану «Остхильфе»… Будет, конечно, и очкастый редактор из «Тагеблатта» — гнусная бумажная душонка, затем инженер из «Технической помощи», — этот еще куда ни шло, но бесхарактерный, — и, уж конечно, старый майор, воображавший, что является единственным представителем традиционных союзов, и всегда заслюнявленный. Совсем уже выжил из ума вместе со своим Союзом артиллеристов. Возможно, будет этот толстый фарштейгер из Гербштедта, кто-нибудь из отрядов «Стального шлема»… В общем, ни одного стоящего человека…
Миновав Юденхоф[4], машина въехала во внутренний двор здания Горного управления.
«Юденхоф… это же скандал! Скоро и ему будет крышка». Альвенслебен пробарабанил пальцами по ветровому стеклу прусский сигнал атаки.
Швейцар проводил Альвенслебена в зал заседаний. Лёвентину пришлось остаться внизу — приглашен был только его хозяин. Не помогла и грубая брань, швейцар остался непоколебим и не впустил управляющего.
Когда Альвенслебен вошел, Краль для виду чуть приподнялся. Новый мундир крейслейтера не произвел на него ни малейшего впечатления. Осталось незамеченным и то, как четко, по-военному, поздоровался Альвенслебен. Движением головы Краль сделал знак своему секретарю, и тот, проводив крейслейтера в конец стола, усадил его меж двух не то кондитеров, не то мясников, представлявших какие-то воинские союзы. Альвенслебен почувствовал, что никому не было дела до его персоны. Сидевший рядом кондитер или мясник, заметив, что сегодня на столе отсутствуют ящички с сигарами, которыми обычно угощали приглашенных, обратил внимание крейслейтера на этот негостеприимный жест. И для чего вообще они собрались здесь?
Альвенслебен кипел. Этот зазнавшийся индустриальный барон там, впереди, восседал словно самодержец на троне, господа дворяне справа и слева от него беседовали с ним, будто с ровней. А гельмедорфский помещик, судя по его виду, еще глупее зеебургского. Расшаркивается без стыда и совести. Земельный союз — тоже нашлись герои…
Что делать? Уйти или устроить скандал? Он медлил, помня наказ гаулейтера: наладить тесную связь с руководящими деятелями промышленности, привлечь их на сторону фюрера, поддержать их правомочные требования и имеете с тем просить у них поддержки. Не требовать. Начальство отдало недвусмысленный приказ.
Он уставился на огромный, в позолоченной раме, портрет на задрапированной гобеленом стене. Один из предшественников Краля. Презренные торгаши! Но у них есть деньги. А без денег невозможно никакое движение. Где он возьмет их, чтобы заплатить банде гуляк, расквартированных в его поместье, если эти скупердяи не пожелают раскошелиться? Проклятая нация!
Он остался.
Генеральный директор обращал на него внимание не больше, чем на остальных присутствующих; холодно, по-деловому Краль заявил, что ввиду последних событий Мансфельдское акционерное общество вынуждено пересмотреть свои отношения со всеми общественными организациями района. Влияние коммунистов во время забастовки заметно повысилось. Прессе, несмотря на оказанную ей солидную финансовую поддержку, не удалось завоевать доверие у населения. Далее приходится констатировать, что Отечественные союзы и национальные партии — все без исключения — оказались не в силах добиться положительной перемены в поведении рабочих: влияние их равно нулю.
Высказанные Кралем «оценки» подействовали на собравшихся, как холодный душ. У Альвенслебена было желание подняться. Но его энергии хватило лишь на то, чтобы демонстративно вытянуть под столом длинные ноги. Майор, сидевший напротив и клевавший носом, испуганно вздрогнул, когда его толкнули ногой, и чопорно поклонился, извиняясь, словно был виноват.
— Поскольку вмешательство усиленных отрядов полиции только обострило положение, — продолжал генеральный директор, — мы вынуждены искать другие пути для прекращения забастовки. Мы намерены вступить в переговоры с руководством профсоюзов. При этом мы воспользуемся услугами высших административных инстанций, которые предложили нам свое посредничество, и, в крайнем случае, покончим с забастовкой через государственный третейский суд. — Краль жестом выразил сожаление. — Прошу высказать свои соображения.