Андрей Курпатов
Кризис «Капитала 2.0». Навстречу новой реальности
В 2008 году мировая читательская аудитория, напуганная волной наступающего кризиса, продемонстрировала ажиотажный спрос на «Капитал»Карла Маркса. Но вряд ли основателю марксизма такое внимание могло бы польстить: сама эта интенция свидетельствовала о предельной неадекватности интересантов, а иметь среди поклонников толпу восторженных идиотов — это, согласитесь, не самая завидная участь.
Искать у Маркса ответы на вопросы об упомянутом кризисе было, конечно, пустой тратой времени: и экономика, и сам мир, который Карл Генрих со всем возможным размахом и тщанием концептуализировал в знаменитых «экономических записках», давно канул в небытие. Маркс был и навсегда останется гением методологии, но его экономическая теория, и тут от всяких иллюзий следует избавиться, безнадежно устарела.
Куда точнее было бы, наверное, обратиться в 2008-м к Жану Бодрийяру (перечитать, например, его полную парадоксов книжку «К критике политической экономии знака»), а также к Фрэнсису Фукуяме времен «Доверия» и «Великого разрыва». Причем их следовало бы читать именно так — сразу обоих, в параллели. И конечно, этот коктейль, снес бы читателю голову, да и к тому же не дал бы ответы на поставленные вопросы... Но, по крайней мере, это было бы чтиво по теме.
Впрочем, сейчас уже и логика Бодрийяра — Фукуямы успела устареть. Время на наших глазах драматически сжимается: мир, где еще совсем недавно царствовали искусственные финансовые инструменты, экономика потребления знаков и прочее бла-бла-бла, стремительно превращается в тень самого себя. Кажется, что хоть какое-то теоретическое представление о грядущем должны иметь анархисты, но способность к концептуализации никогда не была их сильной стороной.
Мы стоим на рубеже очередного кризиса, возможно, несопоставимого по масштабам с предыдущими. То, что будет происходить дальше, по сути является системным «уровневым переходом»: товарно-денежный капитализм Маркса — Энгельса и наследовавший ему социально-знаковый капитализм Бодрияйра — Фукуямы радикально изменили саму структуру современного человеческого сознания, социальную организацию общества и геополитическую ситуацию, и эти изменения с неизбежностью вытолкнут нас в принципиально новую реальность. Через боль.
Так что сосредоточьтесь, запасайтесь берушами и держитесь за поручни.
Мир Карла Маркса — мир «Капитала 1.0» — умер. Категорически.
http://snob.ru/selected/entry/84938
Мы начинаем публикацию большого текста Андрея Курпатова, посвященного новым экономическим отношениям, признаки которых можно наблюдать уже сегодня. Автор, известный психолог, предстает перед читателем в непривычном амплуа — в качестве вдумчивого наблюдателя экономических процессов, аналитика и прогнозиста. Заранее извиняясь перед профессиональными экономистами за некоторые «вольности», он между тем рисует увлекательную и правдоподобную картину. В первой части читайте о том, как мир объективного капитала Маркса сменила виртуальная экономическая реальность и к чему это привело.
Маркс изучал и описывал мир, в котором на самом деле имело место фактическое потребление и физический товар, более-менее объективная стоимость и реальные деньги, а также осязаемая рабочая сила и, насколько это возможно, внятные экономические отношения. Не так важно, почему все это стало теперь предметом истории, которую Маркс же, по выражению Луи Альтюссера, и «изобрел», важно понять, что случилось — зафиксировать указанную смерть.
Основа основ марксисткой теории — игра «товара» и «денег», именно из этого отношения рождаются различные «стоимости» (меновая, потребительская, прибавочная и т.д.), а также понятия «труда», «рабочей силы», «средств производства» и проч. Карл Маркс видел перед собой экономическую реальность, в которой совокупному «товару» соответствовала совокупная «денежная масса» — одно непосредственным образом соотносилось с другим, и возникал тот рынок, который, как нам когда-то обещали, «должен все исправить». Грубо говоря, в этой экономической реальности, в этом полностью «вещном» мире еще существовал здравый смысл и хоть какие-то рамки — «деньги — товар», «товар — деньги». Но в середине ХХ века он начал сдавать свои позиции под натиском узаконенного обмана, когда в классический обмен включилась «фикция».
«Эпоха потребления» — название неслучайное (а если и придумалось кем-то случайно, то крайне удачно): оно прямо указывает на степень адекватности (точнее, неадекватности) нашего с вами потребления. Последнее продиктовано ризомой вмененных нам желаний, а не фактическими потребностями человека и потому не имеет более естественных, фиксирующих его границ. Сам товар потерял прежнюю «осязаемость», им стали «знаки»: потребителю больше не так важна «физика» приобретаемого объекта, как важно то, что он значит (как, например, символ экономического статуса, той или иной групповой принадлежности, социокультурного соответствия и т.д.). Иными словами, товары больше не «товары», а представления об этих товарах, вложенные в них же. Что такое «модная» или даже просто «красивая» одежда? Нет, мы больше не платим за одежду (как Маркс с его бесконечными сюртуками), мы платим за это «модно-красивое», то есть за представление, находящееся в наших собственных головах. То есть даже в таких, очень тривиальных вещах мы платим за фантазм, в нас же, за наши же деньги, кстати сказать, и сформированный.
Но что в таких обстоятельствах происходит на более высоком уровне экономической иерархии — там, где крутятся основные деньги? Маркс понимал капитал как самовоспроизводящуюся стоимость (конкретно, как совокупность «средств производства» и «рабочей силы»). Сейчас же этой самовоспроизводящейся стоимостью обладают акции, облигации, фонды, страховки, фьючерсы, структурированные ноты, депозиты и даже, например, предметы искусства или недвижимость. Уникальность этого «капитала» заключается как раз в той бесстыдной наглядности, с которой он описывает нашу с вами «потребительскую реальность» — мы, по существу, приобретаем виртуальный товар за виртуальные (поскольку они выключены из реального оборота нашего потребления) деньги. Но даже это безобразие — ничто в сравнении с главным, может быть, сейчас «товаром» — с влиянием: экономическое, политическое, идеологическое, социальное, психологическое и проч. (все разновидности власти) влияние — самый распространенный, дорогой, ликвидный и не существующий в объективной действительности товар. Именно этим товаром, при помощи СМИ прежде всего, торгуют транснациональные корпорации, государства и межгосударственные союзы.
Специфика всего этого нынешнего «товара», относящегося, разумеется, уже к сфере «Капитала 2.0» (Маркс надевает свой сюртук в «20 аршин холста», отходит в сторону и нервно раскуривает сигару) принципиально изменяет само существо «стоимости» и «обмена» — ключевых элементов марксистской теории. Причем стоимость превращается в нечто предельно неопределимое не только по причине виртуализации фактической ценности товара (сколько, например, стоит патриотический настрой граждан или, в действительности, брендовая одежда, пошитая в Бангладеш?), но и по причине виртуализации того, что когда-то называлось деньгами. В Марксовом мире «деньги», как известно, выполняли роль «универсального эквивалента стоимости». Понятно, что с крахом феномена стоимости идея ее эквивалента уже не может быть перспективной. Но ситуация на самом деле куда сложнее.
Давайте попытаемся понять, что такое деньги, когда львиная их доля находится в безналичном обращении. По сути, происходит не движение денег, а движение информации о ситуациях (где «ситуация» — это то, что когда-то могло называться «финансовым положением» того или иного конкретного лица, включая лиц «юридических»). Нам удобнее думать, что происходит следующее: к нам на счет приходят деньги (нам перечисляют заработную плату, мы что-то продаем или берем деньги в долг: ипотека, потребительские кредиты, кредиты на производство и т.п.), а дальше мы расплачиваемся этими деньгами за товары и услуги. Но в действительности все выглядит несколько иначе: наш условный работодатель (или, например, банк) сообщает «к сведению всех заинтересованных лиц», что мы востребованы, а значит, являемся игроком на экономическом рынке, причем с каким-то условным коэффициентом успешности. Далее, уже с учетом этого коэффициента, мы имеем право претендовать на какие-то ценности, находящиеся на рынке (включая пресловутую «рабочую силу»). То есть не происходит подразумеваемого обмена товара на деньги, а лишь, по большому счету, сравнение моих коэффициентов с коэффициентами других людей: сколько они могут взять из общей копилки благ, а сколько я.