Не намного больше воодушевляет вид Латинской Америки. Бразилия, одна из богатейших стран мира по запасам природных ресурсов, давно оккупирована коррумпированными экономическими силами. Обнищание населения достигло немыслимых размеров, и положение все более ухудшается.
И никто не знает, как еще выберется из нового этапа мультиэтнической либерализации Северная Америка.
Эту панораму событий в современном мире можно было бы продолжать и дальше. Раньше войны возникали из идеологических столкновений. На смену этим старым факторам в современном мире появилось множество новых мотивов и причин: расовых, этнических, религиозных, национальных, социальных. Гражданские войны в новой форме, с проявлениями бессмысленного насилия, немыслимой жестокости стали признаком нашего времени.
Опыт восприятия истории как катастрофы означает фундаментальную смену самой тематики эпохи. В течение десятилетий мы рассматривали историю лишь с точки зрения прогресса: какой прогресс уже был осуществлен и какой должен произойти в будущем. Мы жаждали этого заранее предопределенного пути прогресса, чтобы выбраться из сложных сплетений истории, преодолеть зависимость от фактора случайности.
И марксизм, и либерализм жили верой в то, будто они знают и умеют управлять историей. Люди полагали, что они сумеют подчинить историю своим целям, которые человек будет выбирать сам по своему усмотрению. У молодого Маркса есть такие слова: "Мы решили загадку истории".
Между тем когда видишь нынешние катастрофы, испытываешь чувство подозрения, что эта загадочная история, с ее случайными, непостижимыми и неуправляемыми обстоятельствами, пожалуй, снова вернулась к нам. Для такого мировосприятия есть больше оснований, чем для веры в преодоление истории при создании некоего социалистического или либерального общества на заключительном этапе исторического пути.
Как представляется этот опыт угрожающей или происходящей катастрофы с философской точки зрения?
Дьердь Лукач [17] написал, находясь во время второй мировой войны в Москве, книгу "Разрушение разума". Книга эта наглядно представляет типичное понимание прогрессивной философии истории. Автор выделил в развитии немецкой философии после Французской революции две линии. Одну линию представляло, на его взгляд, развитие марксистской философии, воплощавшей путь спасения человечества. Имелась в виду та линия, начало которой положила Французская революция: от ранних социалистов и до Карла Маркса, как высшей точки развития на этом пути. Это прогрессивная философия.
Причем речь шла не больше и не меньше как об осуществлении Царства Божьего на земле. История должна была привести к воцарению некоего универсального мирного сообщества, в котором люди свободно жили бы, объединившись как братья и сестры. Расчет и надежды были на то, что тем самым в один прекрасный день людям удастся вообще сбросить с себя бремя истории.
Вторую линию в развитии немецкой философии Лукач видел в том направлении, которое началось с Шеллинга и привело в конечном счете к фашистскому злу. Это течение, утверждал автор, может и впредь приводить к таким же результатам, если по окончании второй мировой войны не будет создан всемирный антифашистский блок и не будет покончено с данным порочным направлением в философии.
Таким образом, как показывает пример Лукача, философия в ее прогрессивных формах сама рассматривала историю как опыт катастрофического развития. Со времен Французской революции всегда существовали философы, которым грядущая история представлялась в облике катастрофы. Можно вспомнить в этой связи, к примеру, Гёте, который с тревогой размышлял о результатах Французской революции, открывшей дорогу хаосу и распаду нравственных устоев.
Всю глубину нашего нынешнего восприятия истории как катастрофы мы можем найти у позднего Гёте, который чувствовал эти тенденции с необычайной остротой. Его восприятие было консервативным. Консерватором можно было бы называть человека, чувствующего и осознающего исторические катастрофы.
Это восприятие угрозы исторической катастрофы, которое было присуще консервативным поэтам и мыслителям XIX столетия, нашло особо концентрированное выражение у Ницше. Ницше не противопоставлял линию философии спасения какой-то другой линии, приносящей несчастье. Он не принимал и такого противопоставления как прогрессивное и негативное рассмотрение истории.
Ницше видел перед собой исторический процесс, в котором прогресс готов разрушить и себя самого, и предпосылки, приведшие к его возникновению. Ницше интерпретировал сам прогресс как распад, поскольку этот прогресс осуществляется в просвещенном мире благодаря условиям, которые он не сам создал, а которыми он обязан метафизике, христианству. Эпоха Нового времени и ее подлинно прогрессивные достижения стали возможны лишь благодаря метафизике.