— Или тебе стоило бы снова открыть свой дом для всех любителей похоти и разврата, Джеймс, — цокнул Арчи. — Уже прошло больше года, пора снимать траур и двигаться дальше. Уверен, как минимум мадам Смоленску сразу займет очередь возле твоей двери, чтобы привести в порядок нашего любимого затворника.
Я хмуро глянул на друзей и откинулся на спинку стула.
Прошло слишком много времени с того момента, как я снова остался наедине с собой в маленькой уютной квартире, до сих пор хранящей тепло рук моей жены. Да, было трудно, было грустно, было неописуемо одиноко после ее неожиданного ухода из жизни. Казалось, что та авария унесла с собой не только ее, но и прихватила всё то, что существовало рядом. Я старался не сойти с ума первые недели после трагедии, держал лицо, ходил на работу, поливал ее цветы и сохранял квартиру в чистоте. Но потом один из моих коллег предложил встретиться с его подругой, чтобы развеять мою грусть, как в старые добрые времена бурной молодости, — и меня как переклинило. Казалось абсолютно неправильным улыбаться какой-то непонятной девушке и слышать в голове ее голос, вспоминать, как она регулярно отправляла меня встретиться с друзьями, флиртовать с дамами, дабы повысить самооценку и потешить эго. Если раньше это казалось правильным, особенно когда она силой выгоняла меня «выгулять темную сторону», то теперь хотелось только сидеть дома, ждать и мечтать.
— Земля вызывает Джейми, — пощелкал пальцами перед моим лицом Эд. — Готов поспорить, что скрип, который я слышал, был воспроизведен не этим многострадальным стулом, а твоими перегруженными извилинами. Мы понимаем, что тебе тяжело, но думаю, нам пора вырвать тебя из мира грез и заставить жить настоящим без задних мыслей на тему: «А что было бы, если?..».
— Трудно признать, но я полностью поддерживаю этого оборванца, — Арчи хлопнул меня по плечу. — Как говорится: «Если бы у бабушки было кое-что, она была бы дедушкой». Пора нам тряхнуть стариной и построить глазки тем чудесным дамам у барной доски, которых заботливо напоила для нас мадам Смоленску.
— Этой женщине нужно ставить памятник при жизни, — хмыкнул Эд и повернулся ко мне. — Даже если ты не планируешь продолжать ночь с нами, жизнерадостными и беззаботными, то хотя бы подсоби с образом обаятельного вдовца и позволь юным леди подбодрить тебя, пока мы наводим мосты.
— Ну, вот и нашли мне использование, — я покачал головой. — Но только если вы позволите мне позорно ретироваться в подходящий момент и свалить всё на ваши головы.
— Заметано, о, добрый человек! — Арчи в очередной раз сделал шутливый поклон. — Спасибо, что не позволяешь нашим чреслам ныть слишком много.
— Клоуны.
Я в очередной раз поднес бокал к губам и закатил глаза.
Ночь обещает быть долгой.
Направляясь домой на такси, я слабо покачивал головой в такт музыке. Когда-то ночь была моим любимым временем суток, особенно в часы после двух и до рассвета. В такие моменты меня охватывало вдохновение и чувство непередаваемой свободы, желание творить или, наоборот, разрушать.
Возможно, именно поэтому я не слишком сильно преуспевал в школе и университете, потому что от меня максимум чего можно было добиться в ранние часы — это чувства собственного ничтожества и неконтролируемой агрессии. Но стоило мне выйти на работу и познакомиться с вечерними и ночными сменами, как во мне проснулся неугомонный работник, обаятельный коллега и строгий командир. Поэтому меня по возможности ставили ближе к закату. Мол, тогда и масло поменяет и мотор в одиночку разберет, и всем механикам по шее даст, как говорил шеф.
Но сейчас чувство любви к ночи потихоньку угасало, ведь спать придется снова одному, а ночные кошмары и приступы жалости к себе выходили на работу как раз с заходом солнца.
— Что-то рано вы сегодня Старый город покидаете, — попытался завязать диалог таксист. — Еще даже светать не начало, и песни свои поставить не просите…
— И даже в салон желудок не опорожняю, — грубовато ответил я. — Бары пусты, а завтра на работу, пора воспитывать в себе чувство ответственности.
Выходя из машины, я направился к дому, смотря в темные окна своей квартиры. Зайдя в убежище и налив янтарного виски, я уютно упал в кресло и нацелился уйти в размышления, пока усталость и сонливость не потянут в свои объятия.
Взгляд зацепился за потрепанную тетрадку, оставленную на столе. Я взял ее и принялся листать. Мое первое и последнее творение в виде автора. Наивность и детская непосредственность сквозила в каждой букве этой писанины. Тогда я грезил о новых возможностях, о своей машине последней модели, карьере прославленного детектива, успехе для близких друзей и о самой красивой девочке в классе.
Я писал историю, как стало бы замечательно, если бы не было телефонов, и вместо связи мы использовали телепатию, могли передавать короткие сообщения из сознания в сознание; размышлял о том, как, по моему мнению, должен вести себя самый умный мальчик в нашем коллективе, если бы ему не мешала излишняя скромность и отталкивающая внешность. Строил свой город с фонтанами из лимонада; пивом, которое продавали с четырнадцати лет; и правилами не по принципу: ты мне — я тебе, а лучше быть честным, чем богатым.
Юношеский максимализм во всех его проявлениях.
Даже легкую бытовую магию приплел вроде того, что никогда не пересаливать блюда. Что уж говорить, мечты, да и только!
Взгляд зацепился за фразу на последней странице: «А ты уверен, что всё пошло по плану?».
Захотелось напиться еще сильнее. Поддавшись внезапному порыву, я взял в руки первую попавшуюся ручку и в сердцах написал: «Конечно, нет». И судорожно закурил, смотря в никуда. Стараясь успокоить нервы, прикончил виски, затушил окурок и отправился в единственную страну грез, которая была доступна мне на данный момент, — спать.
Погасив свет, я не обратил внимания, что в тетрадке, словно написанная невидимой рукой, появилась фраза:
«Но здесь ты всё еще можешь что-то исправить».
2. Ну привет, реальный я!
Пробуждение для меня всегда было страшным испытанием. Особенно после парочки выпитых бокалов. Или после бессонной ночи. Что сказать, годы и потрепанная печень берут свое. Странно, но в этот раз даже собственная постель ощущалась по-другому, и липкого чувства страха и безнадежности после кошмаров не было, судя по всему, они взяли на сегодня выходной. Мозг отчаянно строил планы и варианты развития событий, посылая знак о том, что чего-то не хватает.
— Будильник, шеф меня убьет, — простонал я в подушку и, совершив подвиг, который должен войти в историю, приоткрыл глаза.
«Ну, официально тебя на работу еще никто не принял, поэтому мечту о кончине от руки начальства можешь отложить на более темные времена», — насмешливый голос раздался в голове.
Моментально подскочив на непонятно откуда возникшем кожаном диване, я отчаянно пытался понять, где я всё-таки оказался.
Вытрезвитель, психиатрическая больница, кабинет психолога, бордель…
Оглядываясь по сторонам, я вынес вердикт, что я всё-таки нахожусь в чьём-то кабинете, поэтому первые два варианта можно смело отмести. Рабочий стол из красного дерева, книжные полки до потолков, два черных кожаных дивана и птичья клетка. Дверей не наблюдалось. На негнущихся ногах я проследовал к рабочему столу и присмотрелся к бумагам на нём.
«Таки в полицейском участке», — пронеслось в голове.
«Ты всегда был смышленым парнем, — голос внутри черепной коробки не успокаивался. — Подожди немного, скоро познакомимся. Не думал, что ты так рано проснешься, всё-таки такие долгие путешествия должны выматывать, а ты нет — подскочил раньше полудня».
— Кофейку? — раздался скрежет откуда-то сверху.
Я вздрогнул и, схватив карандаш со стола, поднял голову. На одном из шкафов сидела неприметная серая птица с красным хвостом и с интересом рассматривала меня.
— Здрасьте, — неловко крякнул я, слегка поклонившись. — Ну вот и всё, голоса в голове, птицы разговаривают, а ты и рад им отвечать.