Смешно! Время от времени, каждого беспокоит нечто вроде суеверия, каким рационалистом он бы не был. Вандисса обмануло случайное сходство. Если бы он имел перед глазами ту фотографию, он сразу увидел бы, что сходство иллюзорно. Но почему эта дурацкая мысль пришла ему в голову именно сейчас?
Он снова овладел собой. На мгновение он вздрогнул мимолетное крушение мысли, слишком короткое, чтобы его заметил кто-либо, кроме оратора. Ладно, пусть Джиндибел истолкует это, как хочет.
– Хари Селдон, – твердо повторил он, – отлично знал, что существует бесконечное число вероятностей, которых он не мог предвидеть, поэтому он и установил Второе Основание. Мы же не предвидели Мула, но осознали его, как только он пошел на нас, и остановили его. Мы не предвидели последующей навязчивой идеи Первого Основания насчет нас, но увидели, когда это произошло, и остановили его. Какую ошибку вы можете найти в этом?
– Только одну, – ответил Джиндибел, – одержимость Первого Основания нами еще не преодолена.
В тоне Джиндибела слышался заметный упадок уважения. Он заметил дрожь в голосе Первого Оратора (так подумал Вандисс) и перевел это как неуверенность. И учел ее.
Первый Оратор поспешно сказал:
– Попробую предугадать. Здесь должны быть люди Первого Основания, которые, сравнивая лихорадочные затруднения первых четырех столетий с мирной жизнью последних двенадцати десятилетий, пришли к заключению, что этим они обязаны заботам Второго Основания о Плане. В этом они, конечно, правы! Вообще-то мы получили сведения, что здесь есть молодой человек с главной планеты Первого Основания – Терминуса, член их правительства. Я забыл его имя…
– Голан Тревиз, – мягко сказал Джиндибел. – Я первый заметил суть в его рапортах и именно я направил его к вам в офис.
– Да? – сказал Первый Оратор с преувеличенной любезностью. – А каким образом ваше внимание сосредоточилось на этом человеке?
– Один из наших агентов на Терминусе прислал нудный рапорт о новоизбранных членах Совета – самый обычный рапорт, какие всегда посылаются и всегда игнорируются всеми ораторами. Мне бросилось в глаза описание одного из советников, Голана Тревиза. Судя по описанию, он необычно самоуверен и воинственен.
– И вы признали родственную душу?
– Вовсе нет, – сдержанно сказал Джиндибел. – Он, может, личность безрассудная, радуется, делая нелепости – такие описания ко мне не подходят. Не составило труда решить, что он может оказаться хорошим материалом для нас, если его завербовать, пока он молод.
– Возможно, сказал Первый Оратор, – но вы знаете, что с Терминуса мы не вербуем.
– Прекрасно знаю. Во всяком случае, даже без нашей тренировки у него необычная интуиция. Конечно, совершенно недисциплинированная. Поэтому я не особо удивился тому, что он уверен в существовании Второго Основания. Я почувствовал, что это очень важно, и послал в ваш офис докладную.
– И я должен понять так, что это новое развитие.
– Осознав, благодаря своим высокоразвитым и интуитивным способностям, тот факт, что мы существуем, он употребил этот факт характерно недисциплинированным образом и, в результате, был выслан с Терминуса.
Первый Оратор поднял брови.
– Вы вдруг остановились. Вы хотите, чтобы я истолковал значение этого.
Позвольте мне применить, не пользуясь компьютером, глубокое приближение уравнений Селдона и угадать, что проницательная мэр, способная подозревать о существовании Второго Основания, предпочла не иметь недисциплинированного индивидуума, выкрикивающего это на всю Галактику и могущего насторожить Второе Основание. Я полагаю бронзовая Брэнно решила, что для Терминуса безопаснее, если удалить Тревиза с планеты.
– Она могла посадить Тревиза в тюрьму, а то и просто убить.
– Уравнения ненадежны, когда прилагаются к индивидууму, как вам хорошо известно. Они имеют дело только с человеческой массой. Поэтому поведение индивидуума непредсказуемо, а можно предположить, что мэр индивидуальный человек, считающий, что заключение в тюрьму, не говоря уже об убийстве, негуманно.
Джиндибел некоторое время молчал. Это было красноречивое молчание, и он сохранял его достаточно долго, чтобы Первый Оратор почувствовал неуверенность в себе, но не настолько долго, чтобы вызвать защитную злобу.
Он рассчитал время до мгновения и потом сказал:
– У меня иное толкование. Я уверен, что Тревиз в настоящее время представляет режущий край величайшей угрозы Второму Основанию за всю его историю – большую опасность, чем даже Мул.
Джиндибел был удовлетворен. Сила утверждения сработала хорошо. Первый Оратор не ожидал такого и потерял равновесие. С этой минуты контроль принадлежал Джиндибелу. Если у него были какие-то сомнения на этот счет, они исчезли после следующего вопроса Вандисса:
– Это имеет какую-то связь с вашим утверждением, что План Селдона бессмысленен?
Джиндибел рискнул на полную уверенность, вдаваясь в дидактизм, чтобы не дать Первому Оратору оправиться.
– Первый Оратор, сказал он, – это параграф норм, что Прим Палвер выправил курс Плана после дикой аберрации Века Отклонений. Загляните в Первоисточник, и вы увидите, что отклонения исчезли только через два десятилетия после смерти Палвера, и с тех пор ни единого отклонения не появлялось. Первые Ораторы после Палвера могли этому верить, но это невероятно.
– Невероятно? Согласен, никто из нас не был Палвером, но почему невероятно?
– Вы позволите мне продемонстрировать, Первый Оратор. С помощью математики психоистории я могу ясно показать, что шансы на полное исчезновение отклонений микроскопически малы, что бы не делало Второе Основание. Не разрешайте, если у вас нет времени или желания для этой демонстрации, которая потребует полчаса непрерывного внимания. В качестве альтернативы я могу организовать полную встречу Стола Ораторов и продемонстрировать это там. Но это будет означать потерю моего времени и ненужную полемику.
– Да, и, возможно, потерю лица для меня. Демонстрируйте сейчас. Но предупреждаю: – Первый Оратор сделал героическое усилие, чтобы прийти в себя, – если вы покажете мне чепуху, я этого не забуду.
– Если это окажется чепухой, – сказал Джиндибел с легкой гордостью, которая поправила Первого Оратора, – вы немедленно получите мое прошение об отставке.
На самом деле это заняло куда больше полчаса, потому что Первый Оратор исследовал математические расчеты почти с дикой неистовостью.
Джиндибел потратил некоторое время, налаживая свой микроисточник. Аппарат, который мог показывать любую часть обширного Плана голографически и не требовал ни стены, ни рычага на столе, вошел в употребление всего десять лет назад, и Первый Оратор так и не научился обращаться с ним. Джиндибел знал об этом, и Первый Оратор знал, что тот знает.
Джиндибел прикрыл аппарат сверху большим пальцем, а четырьмя остальными манипулировал кнопками, как будто это был музыкальный аппарат (Джиндибел и в самом деле написал небольшую статью об этой аналогии).
Уравнения, воспроизведенные и умело обоснованные Джиндибелом, по-змеиному двигались взад и вперед в сопровождении его объяснений. Он мог бы получить решения, если понадобиться, установить аксиомы, продемонстрировать графики в двух или трех измерениях, не говоря уже о проекции многомерных отношений.
Комментарии Джиндибела были ясны и точны, и Первый Оратор сдался. Он был побежден и сказал:
– Я не помню, чтобы видел анализ такого рода. Кто его разработал?
– Это моя работа, Первый Оратор. Я опубликовал основы этого математического аппарата.
– Очень умно, оратор Джиндибел. Что-нибудь вроде этого включит вас в список Первого Ораторства, когда я умру или уйду в отставку.
– Я не склонен думать об этом деле, Первый Оратор, но, поскольку вы вряд ли мне поверите, я отвожу ваш отзыв. Я склонен думать и надеюсь, что буду Первым Оратором, потому что, кто бы не занял этот пост, он должен будет следовать курсом, который вижу ясно только я.