Это могло испугать даже тех, кто понимал лишь рассудком, особенно если предварительные смутные мысли были настолько тусклыми – с одной или обеих сторон – что проходили совершенно незамеченными для сознания.
– Я не могу быть с тобой сегодня вечером, Нови, – сказал Джиндибел. – Мне нужно делать ученую работу. Я отведу тебя в твою комнату. Там должно быть несколько книг, можешь попрактиковаться в чтении. Я покажу тебе, как пользоваться сигналами, если тебе понадобится какая-то помощь, а завтра мы увидимся.
– Здравствуйте, Первый Оратор, – вежливо поздоровался Джиндибел.
Первый Оратор ограничился легким кивком. Он выглядел суровым и старым.
После долгой паузы, он, наконец, сказал:
– Я «позвал» вас.
– Без посланца. По непосредственному «зову» и я предположил, что это очень важно.
– Так и есть. Ваша добыча – член Первого Основания Тревиз…
– Да?
– Не прибыл на Трантор.
Джиндибел не выглядел удивленным:
– Почему? Информация, которую мы получили, говорила, что он уехал с профессором древней истории, который ищет Землю.
– Да, легендарную Первоначальную Планету. Поэтому он и должен был прибыть на Трантор. В конце концов, разве профессор знает, где находится Земля? Вы знаете? А я? Можем мы с уверенностью сказать, что она вообще существует или когда-нибудь существовала? Конечно, они должны были прилететь сюда, в Библиотеку, и получить необходимую информацию – если ее можно получить. До этого часа я чувствовал, что ситуация не на уровне кризиса, что член Первого Основания прибудет сюда, и через него мы узнаем, что нам нужно.
– Может быть это стало причиной, из-за которой он решил не лететь к нам.
– Но куда же он тогда собирается?
– Похоже, мы этого еще не знаем.
– Вас, кажется, это не слишком тревожит? – с раздражением заметил Первый Оратор.
– Я подумал, не лучше ли это. Вы хотели привести его на Трантор, беречь его, использовать как источник информации. А не станет ли он источником более важной информации, включая сведения о других, еще более важных, чем он сам, если он поедет, куда хочет, и будет делать, что хочет – при условии, что мы не выпустим его из поля зрения.
– Пожалуй, – согласился Первый Оратор – Вы убедили меня в существовании этого нашего нового врага, и я уже не смогу отступить. Более того, я сам убежден, что мы должны оберегать Тревиза, иначе потеряем все. Я не могу отделаться от ощущения, что ключ – он, и никто другой.
Джиндибел возбужденно откликнулся:
– Чтобы ни произошло, мы не пропадем, Первый Оратор. Это могло бы произойти лишь в том случае, если бы Анти-Мул продолжал бы незаметно подкапываться под нас. Но теперь мы знаем о их существовании. Мы больше не действуем вслепую. Если мы, Ораторы, сможем работать сообща, то на следующем заседании Совета начнем контратаку.
– Но я звал отнюдь не из-за Тревиза, – сказал Первый Оратор. – Я начал с него потому, что это дело казалось мне личным поражением. Я плохо проанализировал ситуацию. Я ошибся, поставив личное над общей политикой и прошу извинить меня за это. Есть еще кое-что.
– Более серьезное, Первый Оратор?
– Более серьезное, Оратор Джиндибел. – Первый Оратор вздохнул и забарабанил пальцами по столу, в то время как Джиндибел терпеливо стоял перед ним и ждал.
Наконец, Первый Оратор сказал очень мягко, как если бы ожидал взрыва.
– На чрезвычайном заседании Совета, созванном Оратором Деларме…
– Без вашего согласия, Первый Оратор?
– Для того, что она хотела, достаточно было согласия трех Ораторов, не включая меня. Так вот, на этом заседании, вы были обвинены, Оратор Джиндибел, в неспособности занимать пост Оратора, и вы должны предстать перед судом. Впервые за три столетия закон об импичменте коснулся Оратора.
Джиндибел поинтересовался, стараясь скрыть волнение:
– Надеюсь, вы не голосовали за обвинение?
– Нет, но я оказался в одиночестве. Все остальные проголосовали единогласно – десять против одного – за обвинение. Вы знаете, что для импичмента требуется восемь голосов, включая Первого Оратора, или десять – без него.
– Но я не присутствовал.
– Вы и не могли присутствовать.
– Я мог бы защищаться.
– Не на этой стадии. Прецедентов было мало, но они ясны. Ваша защита будет на суде, который состоится, естественно, как можно скорее.
Джиндибел опустил голову и задумался. Затем он сказал.
– Это не очень огорчает меня, Первый Оратор. Я думаю, ваш первоначальный инстинкт был верным. Дело Тревиза превыше всего. Я не могу просить об отсрочке суда на основании этого?
Первый Оратор поднял руку.
– Я не осуждаю вас за то, что вы не поняли ситуацию, Оратор. Импичмент – явление столь редкое, что я сам был вынужден просмотреть законные процедуры. Ничто не предшествует суду. Мы вынуждены идти прямо в суд, отложив все остальные дела.
Джиндибел уперся кулаками в стол и наклонился к Первому Оратору.
– Вы это всерьез?
– Таков закон.
– Закон не может быть поставлен на пути явной, существующей опасности.
– Для Совета, Оратор Джиндибел, явная и существующая опасность – вы. Нет, послушайте меня. Закон, обосновывающий это, опирается на убеждение, что нет ничего более важного, чем возможность коррупции или злоупотребления властью со стороны Оратора.
– Но я не виновен ни в том, ни в другом, Первый Оратор, и вы это знаете.
Это дело – личная месть со стороны Оратора Деларме. Если и есть злоупотребления властью, то только с ее стороны. Мое преступление в том, что я никогда не искал популярности – это я признаю – и мало обращал внимания на дураков, которые достаточно стары, чтобы выжить из ума, но достаточно молоды, чтобы иметь власть.
– Вроде меня, Оратор?
Джиндибел вздохнул.
– Ну вот, опять я сказал не то. Я не имел в виду вас, Первый Оратор. Ладно, пусть будет немедленно. Хоть завтра. Даже лучше – сегодня вечером.
Освободимся от него и перейдем к делу Тревиза. Мы не имеем права ждать.
– Оратор Джиндибел, мне кажется, что вы не до конца поняли ситуацию. Перед нами обвинение, а нас только двое. Убедить никого не удастся. В любом случае вы будите осуждены! И тогда вы уже не будете членом Совета и ничего более не скажете в общественной политике. Вы, в сущности, даже не сможете голосовать на ежегодном собрании Ассамблеи.
– И вы ничего не сделаете, чтобы предотвратить это?
– Я не могу. Я буду провален единогласно, и тогда мне останется только уйти в отставку, что, я думаю, порадует Ораторов.
– И Первым Оратором станет Деларме?
– Это более чем вероятно.
– Но этого нельзя допустить!
– Поэтому я буду голосовать за ваше осуждение.
Джиндибел глубоко вздохнул.
– Все равно, я требую немедленного суда!
– Вам нужно время, чтобы подготовить свою защиту.
– Какую защиту? Они ведь не станут ничего слушать. Немедленный суд!
– Совету нужно время, чтобы подготовить свою защиту и свое дело.
– Дела у них нет, да они его и не хотят. Они уже осудили меня в своих мыслях, больше ничего не требуется. В сущности, они скорее осудят меня завтра, чем послезавтра, и сегодня вечером скорее, чем завтра. Предложите им это.
Первый Оратор встал. Они смотрели друг на друга через стол Шандисс спросил:
– Почему вы так торопитесь?
– Дело Тревиза не может ждать.
– Когда вы будете осуждены, я останусь беспомощным против объединившегося Совета, что мы можем сделать? Джиндибел громко прошептал:
– Не бойтесь! Несмотря ни на что, я не буду осужден!
Гиперпространство
– Вы готовы, Янов? – спросил Тревиз. Пилорат поднял голову от книги.
– Вы имеете в виду – к прыжку, дружище?
– Да. К гиперпространственному прыжку.
Пилорат сглотнул.