– Какой программе? – мой собеседник растерялся, и я понял, что инстинкт подвел меня.
– Ну как же, какой у вас там процент по кредиту? Он для меня слишком высок! – Это я огрызнулся. Если на всех этих агентов не рявкнуть после первых же фраз, они не отстанут уже никогда. Благодаря своей мягкости, я был против желания подписан на бесконечные программы страховок, попал в клуб добровольных помощников пожарной дружины и даже в общество защиты животных, используемых для лабораторных опытов. Каждое из этих обществ умудрялось стребовать с меня от двадцати до пятидесяти долларов. Они были настолько навязчивыми, что отдать деньги оказывалось гораздо более простым делом, чем отбиться от их домогательств.
– У нас высокий процент, – смутился мой собеседник.
– Послушайте, что я вам скажу. Если предложите пять с половиной процентов кредита, перевожу на вашу карточку… – я на секунду задумался. – Ну, тридцать тысяч для начала вас устроит?
– Тридцать? Нет, это слишком много.
– Всего доброго, – я приготовился повесить трубку.
– Нет, вы меня не поняли. Девяносто семь процентов моих клиентов находят работу с повышением оклада на десять-пятнадцать процентов. Это – не учитывая акций и ежегодных премий.
– Не надо ничего повышать на десять процентов, – я еще наполовину спал, но каким-то краешком сознания уже начинал понимать, что происходящее несколько нарушает мои устоявшиеся стереотипы американского образа жизни.
– Тридцать тысяч обещать не могу, но о восьми-десяти можем разговаривать … – голос в телефонной трубке подернулся каким-то бархатистым оттенком. – Даже о двенадцати с половиной… – в трубке всхлипнуло, потом громко чихнуло.
– Будьте здоровы! – По-английски это звучало втройне фальшиво, Да благословит тебя Господь… – Погодите, – я все-таки проснулся. – О чем идет речь?
– Алекс, ну как же… Би-Си-Бай – прекрасная, агрессивная, растущая корпорация. Ей нужен приток новой крови, свежая струя, так сказать. Вы ведь хороший специалист, мы про вас все знаем.
– Да откуда вы узнали, что я больше не работаю?
– Новости в нашей долине распространяются быстро… Итак, вас интересует предложение? Зарплату повышают на пятнадцать процентов. Премия за переход к нам – восемь тысяч долларов.
– Уггх, – задохнулся я на секунду, вычислив, что после выплат налогов и алиментов, мне достанется примерно треть, если не четверть от этой суммы. Ну что же, это почти что два месяца жизни.
– Я понимаю… Ничего пока обещать не могу, но думаю, что для вас дотянем премию до… – он начал что-то неразборчиво пришептывать.
– Алло? – я почувствовал себя неловко.
– Ну, скажем, двенадцать тысяч вас устроят?
– Уггх. – Ставки росли.
– Ну, может быть, пятнадцать.
– Подходит, – я понял, что больше тринадцати с половиной мне не дадут ни при каких обстоятельствах.
– Так вас интересует наше предложение? – с надеждой спросил незнакомец.
– Думаю, что да.
– Прекрасно! Замечательно. Вот только одна формальность, придется пройти небольшое интервью. Как у вас со временем, скажем, в конце недели?
– Одну минутку, – я вспомнил про кредиторов, и замялся. – Мое расписание довольно-таки сложно предсказать заранее. Но думаю, что смогу выкроить пару часов.
– Прекрасно! Я вам перезвоню через полчаса. – Голос агента заметно потеплел.
Мной овладевали противоречивые чувства. С одной стороны, зарплата, тем более с повышением и премией, давала мне возможность протянуть время, отодвигая неминуемый крах, с другой… Тридцать тысяч своим кредиторам я все равно не соберу. И книжка незакончена, мне потребуется по крайней мере еще месяц… А то и два. Если не пришьют.
Отказываться от работы в сложившейся ситуации было бы с моей стороны по меньшей мере глупо, и на интервью я явился. Все шло как по маслу, вначале меня заставили заполнить анкету в отделе кадров, потом водили по коридорам, сдавая с рук на руки, задавали дурацкие вопросы. Я к этой процедуре был уже привычен, главное изображать уверенность в себе и широко улыбаться. В улыбке этой наиболее важны зубы, испорченные советскими врачами, но за годы моей жизни в Америке частично исправленные местными дантистами. Нет, неправдоподобно белоснежной челюсти у меня не получилось, но регулярные ультразвуковые чистки позволяли мне уверенно демонстрировать клыки и резцы, вселяющие в сотрудников корпорации подсознательную мысль о моей врожденной агрессивности, творческой энергии и, следовательно, в меру активной жизненной позиции.
На этом интервью меня поразил лишь один досадный инцидент. Уже к вечеру меня предупредили, что сейчас отведут к крайне уважаемому специалисту, почетному изобретателю, почетному вице президенту, а также местному герою капиталистического труда, внедрившему на производстве что-то очень революционное. Что именно изобрел этот древний патриарх, как две капли воды напоминавший доброго дедушку Хо с клинообразной бородкой, руководившего Компартией Северного Вьетнама перед поражением Америки во Вьетнамской войне, я понял не до конца. Что-то вроде стахановского метода работы в четыре международных смены.
Дело в том, что у нанимавшей меня на работу компании имелись бесчисленные филиалы во всех концах Земного шара, заводы в Азии, инженерные отделы в Европе, и синхронизовать функционирование такого громадного организма было весьма непросто. Метод, который прочие сотрудники с уважительным придыханием называли методом Гуо, был прост, как и все гениальное. Функции компании распределялись между руководством и исполнением в соответствии с направлением и скоростью вращения планеты Земля.
День начинался, как положено, в стране восходящего солнца. По мере вращения Земли, информация, обсуждаемая на утренних руководящих совещаниях в Японии, передавалась в прочие государства Азии, отстающих на один-два часа.. Производственные проблемы накапливались как снежный ком, оператор третьего конвейера в Индонезии сообщал, что у него не светится экран компьютера, и по цепочке начинал активно трудиться индийский филиал компании. Он проводил предварительный анализ проблемы, пересылая свои умозаключения на Ближний Восток. Там снова крутились станки, и аналитическая сводка дня шла по спутниковым каналам связи в Европу. На Европейские отделы выпадала основная нагрузка: они являлись своеобразным буфером, переваривая информацию, полученную с Ближнего и Дальнего Востока. В это время японцы уже пили саке, индонезийцы и сингапурцы уходили с работы. Постепенно приходила очередь и европейцев: они пересылали результаты анализа в филиал компании, расположенный на Восточном берегу Соединенных штатов. Там как раз рассветало и начинала работать третья производственная линия. Ровно в полдень по Восточному времени, в девять утра по Калифорнийскому, то есть к началу рабочего дня, в штаб-квартире компании, на столах высшего эшелона корпорации, лежала сводка трудовой активности масс за прошедшие восемнадцать часов. Именно здесь принимались стратегические решения, подписывались приказы, и, поскольку Земля неумолимо вращалась вокруг собственной оси, круговорот начинался заново.
Метод Гуо заставил меня задуматься о многовековой восточной мудрости. Действительно, идея синхронизации вращения Земли с трудовой деятельностью своими корнями вытекала из древней философии. Белый человек сделал бы все наоборот: решения бы принимал в Калифорнийской штаб-квартире, оттуда посылал их против часовой стрелки, в результате чего деятельность корпорации неизбежно приобрела бы непредсказуемый и хаотический характер.
Итак, легендарный зав. отделом международной синхронизации расспросил меня о здоровье, потом поинтересовался профессиональным прошлым, приставил ладонь к уху, и, мудро покачивая головой, почти что мгновенно заснул. Нет, Гуо не погрузился в секундный сон, уронив голову на грудь и тут же стыдливо проснувшись, что было бы весьма простительно человеку его возраста и положения. Он захрапел, раскатисто и решительно, а я смущенно замолк, чувствуя себя полным идиотом. Как впоследствии оказалось, молчание и внимание храпу гуру местного значения были признаками хорошего тона. Храп рационализатора был бесстыдным и навязчивым, он продолжался до тех пор, пока миниатюрная секретарша, напоминавшая красотку с разноцветных японских календарей, не увела меня из просторного кабинета, привычным движением приложив палец к губам и погасив свет.