– Занятия прерываются, – белозубый парень, за время моего сна снова возникший на трибуне, с многозначительным видом начал складывать разноцветные прозрачки. – Мистер Джон Мурган, и его сын, Иона Мурган, вывели нашу компанию на верный путь. До них, в до-Мургановские времена, делами заведовали обычные инженеры, еще немного, и всех нас ждала бы неминуемая катастрофа! Только они спасли нас! Специалисты по маркетингу, знатоки финансового рынка. Мы все должны молиться на них!
Господи, я и на тебя-то не молюсь, еще не хватало воздать хвалу небесную этой семейке Мурганов. Но это – между нами. Мне чрезвычайно желательно продержаться здесь еще несколько месяцев, так что не закладывай меня.
Перед входом в зал, в который мерно вливался людской поток, я с удивлением увидел длинную доску почета, вполне в старосоветском стиле, с начальством наверху, их фотографии были побольше размером. Снизу вперемежку шли заслуженные изобретатели, местные начальники производственных участков, и просто скромные труженики. Вместо красного знамени, серпа и молота, доску увенчивал гадкого вида когтистый орел и стилизированный флаг Соединенных Штатов.
– Господи, или я сплю? – В какой-то момент мне показалось, что ничего не было, ни моей жизни здесь, ни угрожающих звонков, ни нищеты, а тем более, не было этой компании, двенадцати стратегий и неисчислимого количества принципов. Равно как и не было моей юности, философского минимума и государственного экзамена по научному коммунизму. Нет, я наверняка спокойно лежу себе в своей комнатке, быть может, меня уже убили, и я восхожу в какие-то другие, астральные сферы.
– Друзья мои, – я стоял в затемненном зале с огромным экраном во всю стену, прислушиваясь к спертому дыханию людей различных национальностей, жадно всматривающихся в экран. Президент отнюдь не соответствовал моему представлению о высшем обществе, потомках англосаксов, или на худой конец первых пилигримов, выживших вследствие природной смекалки. У Лондона это хорошо когда-то было описано, когда золотоискатели застряли на Клондайке, выжили те из них, кому хватило смекалки припрятать под полом картошку.
– Когда я пришел в эту компанию несколько лет назад, – президент решительно стукнул кулаком по трибуне, и я обнаружил, что на его правой руке не хватало двух пальцев, – я обнаружил, что фирма, равно как и дорогие мне идеалы благополучия, благосостояния, капитализма… – Он сделал многозначительную паузу. – Находятся под угрозой.
Тра-та-ра-ра, – раздалась дробь, выбиваемая обезображенной рукой.
– И я понял, что все наши беды вызваны бездарным руководством, засильем инженеров и прочих, так называемых технических специалистов, которые, разобравшись в инженерных проблемах, возомнили себя гениальными бизнесменами. Нужны ли нам эти высоколобые паразиты, просиживающие свои штаны в шикарных кабинетах, не верящие в… – Христа! – Джон снова хряснул кулаком по трибуне. – Моральные устои нашего общества разрушаются именно благодаря им. Словом, компания находилась на грани краха. Представьте себе… Представьте на секунду, что могло произойти, если бы эти люди и сегодня руководили вами? Катастрофа! Рядовых сотрудников, получающих свою скромную, но заработанную честным трудом зарплату, могли бы выкинуть на улицу. Как бы я посмотрел потом в глаза этим людям, которых выселяют из собственных домов, их женам и детям? Нет! К счастью, Господь послал меня заблудшим душам.
Джон задел кулаком по микрофону, громкоговорители захрипели, а по экрану пробежали искорки.
– Многие осуждали меня. Говорили, что я подрываю моральные устои, увольняя этих, так называемых инженеров. Но я знал, что делал! Наши акционеры – лучший индикатор здорового экономического роста, устойчивости. За последний квартал производительность труда в нашей компании возросла на одиннадцать и семь десятых процента. Это – рекордный показатель по Соединенным Штатам. И это – наглядное доказательство того, что может сделать свободная конкуренция, наши христианские принципы, переданные нам отцами-пилигримами, наша христианская молодежь… Мой сын, Иона Мурган, доктор права, с дипломом Гарвардского университета, мой первый заместитель…
– Простите, мне срочно необходимо … – Дурнота, скопившаяся во мне, требовала незамедлительного выхода.
– Направо, по коридору, – охранник брезгливо посмотрел на меня.
– Ну что же, – успокаивал я себя, сдержанно перемещая содержимое желудка в белый, безукоризненно чистый унитаз, – это скорее исключение, чем правило. Все не так страшно. «Би-Си-Бай» – это совсем не конец света, мне на это наплевать. Мне нужны деньги, а на Джона и Иону Мурганов, двенадцать стратегий и прочее, мне глубочайшим образом наплевать.
Все-таки следует признать, что западный сортир отличается от старого советского туалета застойных времен чистотой и непременным наличием туалетной бумаги. Только это обстоятельство примиряет меня с действительностью в тяжелые минуты. Если задуматься, все хорошо не бывает, никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах.
– Алекс, – вот вы где! – Это белозубый мальчик в белой рубашке, похоже, он сегодня преследует меня. – Ну как, понравилось выступление Джона?
– Хмм… Ух, бл… Брум… Кхээ.
– Чудесно, чудесно. А теперь – добро пожаловать, у нас еще три часа занятий осталось. Мы сейчас будем кораблики клеить.
– Какие еще кораблики? – с ужасом выдавил я из себя.
– Это такие занятия, по выработке производственной дисциплины. Всем новеньким ставят печати с порядковым номером на руки, разбивают на группы, и дают задание собрать как можно больше корабликов из фольги. Команда, которая соберет больше всех корабликов с наименьшим процентом брака, получит почетное звание победителя корпоративной стратегии Джона Мургана…
– Ааа, – непреодолимая судорога снова овладела моей душой, и, как мне тогда показалось, навсегда испортила не только белоснежную рубашку идеологического наставника, но и любые мои шансы на какое-либо продвижение по служебной лестнице в славной компании «Би-Си-Бай».
Глава 14
Первый раз – в первый класс. Как я любил начало нового учебного года, первое сентября, неуловимо-осенний свет. Наконец-то, в этом году я возьмусь за ум, буду вовремя выполнять домашние задания, делать уроки, стану отличником, победителем районных и городских олимпиад, ворошиловским стрелком, и будет жизнь долгой, осмысленной и радостной.
С каждым прошедшим годом ощущение праздника постепенно развеивалось, оно еще как-то тихонько суетилось где-то в уголке души, когда я наконец закончил школу и поступил в институт, окончательно исчезло после начала работы и сменилось тоскливыми мыслями о неизбежности социальной революции, всеобщей анархии и даже грядущем конце света. Апокалиптические предчувствия все усиливались, по мере моего передвижения с Востока на Запад по Американскому континенту. Или, быть может, все это было следствием усталости и накопленного жизненного опыта.
Словом, подъезжая к зданию новой компании в первый рабочий день, и, даже заставив открыться полосатый шлагбаум одним движением новенькой пластиковой карточки с черной магнитной полоской, я не испытал никакой радости, вдохновения или даже волнения. Стоило вспомнить про Джона и Иону Мурганов, как во рту появлялся кисловатый привкус. Иногда я даже начинал думать, что серьезно болен расстройством вкусового, а более всего зрительного и слухового нервов.
Утешало только то, что я получил должность в отделе того самого, древнего вьетнамского гуру, который сладко заснул при моем появлении. Интуиция подсказывала мне, что если товарищу Гуо не противоречить, то он довольно быстро погрузится в сон. И, если не пробуждать его от приятных сновидений, то следует ожидать прибавки к зарплате. Впрочем, мне, как пролетарию в периоды социальных революций, терять было нечего.
«Би-Си-Бай», под руководством Джона и Ионы Мурганов отгрохали себе шикарное здание. Если бы лет семь назад я увидел это футуристическое строение, выпирающее в небо неестественными, острыми стеклянными конструкциями, в голову полезли бы романтические мысли: здесь работают творцы новой цивилизации, свободные и раскрепощенные, не ценящие своей свободы, своего благосостояния, и всякая прочая прекрасная чушь…