Выбрать главу

– Просто изумительно! Меня чуть не убили, в последнюю минуту эвакуировали пехотинцы на самолете ВВС США.

– Замечательно! Мы все молились за вас Христу, и так рады, что он вам помог…

– Вы знаете, не хочу вас расстраивать, но я не верю в вашего бога.

– Как? Вы неправы, не может быть, чтобы…

– После посещения Исламской республики я стал убежденным мусульманином.

– Кхх. – Голос секретарши из прочувствованного стал холодно-официальным… Вы извините, не хочу вас беспокоить, но надеюсь, вы сможете привезти Санта-Клауса завтра к семи утра в экспо-центр? Начинается крайне важная выставка, и Джон Мурган…

– Кукла пала смертью храбрых.

– Что? Что вы сказали?

– Санту разодрали на мелкие кусочки возбужденные пролетарии Юго-Восточной Азии. И если бы не морские пехотинцы США, те же пролетарии разодрали бы на мелкие кусочки и меня. Вы довольны, надеюсь?

– Какой ужас! – Секретарша замялась. – Соединяю с Джоном, пожалуйста, соблюдайте приличия.

– Алекс! – Дребезжащий старческий голос, усиленный микрофоном, скрипел в трубке. – Что я слышу? Санта-Клаус уничтожен?

– Да, Джон, ему не повезло.

– Сынок, послушай меня, – ласково произнес мой собеседник. – Это тебе не повезло. Ты не смог сохранить символ твоей компании. Санта Клаус – это для нас как… – Он запнулся. – Как боевое знамя. Ты не справился с возложенным на тебя заданием! К тому же я просмотрел твои счета, ты слишком много потратил на гостиницы, парковки автомобиля и обеды в ресторанах. Да я в свое время каждый цент считал!

– Идите вы все к черту! – Я потерял самообладание. Я чуть не лишился жизни!

– Что! – В трубке завизжало.

– Я подаю на Би-Си-Бай в суд! У меня есть знакомый адвокат, он так представит это милое местечко перед комиссией сената… А в местной газете появится весьма ироничная статейка про то, как сотрудников компании с риском для жизни посылают в кругосветные командировки…

Телефонная линия разъединилась. Все, теперь я, наконец, усну. Кажется, даже наверняка, моя работа в славной корпорации закончена. Смех, да и только. Я ведь мог с тем же успехом бросить все к чертовой матери еще на пол-пути…

И снова зазвонил телефон. Нет мне покоя на этой земле, Господи. Ты же сам придумал сон, так дай мне возможность погрузиться в мерцающий полубред.

– Алло? – Я уже ничего не соображал.

– Ага, приехал все-таки, слоняра паршивая. – Мишка хрипло засмеялся. – А я уже думал, что ты в Китае политического убежища попросишь. Все-таки свои, родные, коммунисты-маоисты. Кто более матери-истории ценен? Мы говорим партия – подразумеваем Мао.

– Ах, это ты, мерзавец, – простонал я. – Слушай, я Маяковского терпеть не могу. Это, в общем, у меня наследственное, а в частности именно сейчас я спать хочу, с меня хватит событий на сегодня. Меня, кажется, только что с работы выгнали. И убийцы вот-вот доберутся.

– Спи, спи, только не пей больше. А то тебе не то что убийцы, розовые слоны померещатся.

– К твоему сведению, слоны – животные серые, со сморщенными задницами, исчезающие в тумане среди домов с черепичными крышами и готическими сводами. И это – чистая правда. Ты когда-нибудь видел, как под их ногами тает первый снег, а турецкие янычары без сабель и замотанные в шелка женщины восторженно кричат им вслед?

– Да ты совсем рехнулся, свинья! У тебя уже белая горячка, ей-Богу! Хочешь я к тебе приеду? Или, еще лучше, приезжай ко мне, мы тебе постелим. Накормим, жена все переживает: как ты там. Вот, щи даже сварила из кислой капусты, и где она только ее нашла, лахундра!

– Не паясничай. Я гораздо трезвее и нормальнее всех вас вместе взятых. И живее всех живых. Как дедушка Ленин. И глаза у меня такие добрые… А слонов я видел этими самыми глазами, впрочем, не в этом дело. Дело в том, что когда на город опускается снег, даже вывески исчезают в небытие… Светятся окна, а снег падает, падает… Скажи лучше, у вас тут все нормально?

– Нажрался ты, что ли? Ты только погоди, не вешай трубку. Я хочу тебе сообщить пренеприятнейшее известие.

– Ну, что еще стряслось? – Я начал просыпаться.

– За два месяца твоего отсутствия, книжек продано больше тысячи штук, они как взбесились, закупают как те самые апельсины, бочками. Все как с ума посходили, я тебя проклял полторы тыщи раз, тебе там, в Сингапуре, не икалось?

– Икалось, еще как икалось, – мрачно констатировал я. – За мной гнались аборигены с металлическими прутьями, но, к счастью, не догнали. А я, изменившимся лицом, как та графиня, бежал. Не дай Господь кому-нибудь из вас пережить все это дерьмо… Погоди, что ты сказал?

– Повторяю: книжки твоей больше тысячи экземпляров разобрали, оборвали телефоны. Словом, ты заработал восемьдесят пять тысяч жирных, зеленых, американских полновесных баксов. До налогов, конечно. Твои дегенеративные соседи, живущие на социальном обеспечении, уже потирают свои ручонки и дружно говорят тебе спасибо от имени всего народа Соединенных Штатов за тридцать кусков, которые ты им всенепременно подаришь.

– Черт возьми! – Внутри у меня тихонечко зашевелился огонек сдерживаемого восторга. Нет, мне конечно все это снится, так не бывает… Нельзя радоваться прежде времени, вот проснусь, и тогда… – Извини, я сейчас, – в трубке раздался гудок, извещающий меня о том, что кто-то дозванивается мне по параллельной линии.

– Алло? Алло?

– Папа, я хочу электронную игру. – мой непутевый сын никак не мог успокоиться.

– Я сплю, бессовестный, эгоистичный ребенок! Принеси мне оценки за четверть, тогда будем разговаривать.

Скорее, скорее, если даже все это мне снится, пусть Мишка хотя бы во сне еще раз подтвердит приятное известие… Я нажал на кнопку телефонной трубки, и в ней снова загудело.

– Алло?

– Алекс! – это каким-то странным образом в разговор снова встряла секретарша Джона Мургана. – Я крайне сожалею, вы уволены с завтрашнего дня. Как вы могли, – она зарыдала. – Вы чуть не довели Джона до инфаркта.

– Так довел или нет? – я со злорадством вспомнил старого большевика.

– Как вы можете! Он выпил три таблетки нитроглицерина…

– Да ну вас, очень жаль, и идите к черту, – я машинально сжал револьвер в руках. Только осознание того, что стены, отделяющие меня от соседей, сделаны из тонкой фанеры, удержало меня от кровожадного импульса.

– Как вы можете так говорить, – секретарша зарыдала. – Господин Мурган так щедр, он выписал вам премию за уход, треть годового оклада. Только умоляю Вас, – голос ее стал грудным, – не подавайте на компанию в суд. Вы так расстроите Джона, он относился к вам почти как к к своему сыну… К тому же, премия в таком случае станет недействительной.

– Передайте ему, чтобы он… А впрочем, пусть не беспокоится. Спасибо за деньги. Я не буду судиться, – Я переключился на линию, по которой мне звонил Мишка.

– Ну что там? – Мишка зевнул.

– Меня все-таки уволили. Но выписали премию за уход. Солидную, прямо скажем.

– А, ну что же, неплохо. Значит, слушай, дружок, хочешь или нет, но восемьдесят тысяч – твои. Умнейший человек современности, отец русской демократии, сукин сын!

– Признайся, я сплю… И все это – сон. А то просыпаться будет обидно.

– Как знаешь, но с тебя теперь дорогой французский коньяк. А лучше бы уж армянский раздобыл…

Шумит в ушах, блекнет яркое солнце, бьющее в окно. Я все-таки сплю, несмотря ни на что. И поют с небес трубы ангелов, и хрустят листья под копытами лошадей, и спускается багровый закат на холмы, поросшие дубами, и поднимается дым из кирпичных труб, и слышен вдалеке звук охотничьего рожка… И как хорошо, как бы я хотел остаться навсегда в этом сне, но снова звонит этот проклятый телефон… Ну зачем, что же они все, взбесились, что ли?

– Алло? – Мне было уже все равно, пусть звонят работодатели, друзья, дети, наемные убийцы, любимые женщины, в данный конкретный исторический момент я умираю. И если я не…

– Саня! – Зычный рев Сереги в очередной раз пробудил меня. – Прилетел все-таки! Молодчина, а ты знаешь, у меня для тебя сюрприз.

– Серега, – из последних сил прошипел я. – Я люблю тебя, равно как и все живое. Я устал, Сережка, не могу больше, извини. И сюрпризов никаких не хочу и не люблю. Отключаюсь. Позвони мне завтра, ладно?

– Нет, погоди! У меня же настоящий сюрприз! Можно к тебе заехать? – Голос его дрожал от наслаждения.