Но не судьба.
Потому что в тот самый миг Дейзи опять посмотрела на экран своего телефона и тихонько пискнула от ужаса.
– О боже мой, Хейли, – выдохнула она. – О гос-по-ди. Бля. Нет, правда. Бля!
Хейли в бешенстве вытаращилась на младшую участницу команды.
– Ну что еще?
– Джемайма-Вечная-Драма говорит, что когда Кёрт поцеловал ее у костра, тот поцелуй был не по согласию.
Повисла ошеломленная тишина.
Малютка-восемнадцатилетка Дейзи сроду не притягивала к себе столько внимания разом. На нее смотрели все.
– Извините, – нервно проговорила она, до ужаса боясь судьбы гонца, злую весть приносящего, – но глядите сами.
Она вскинула телефон – громадный, почти как планшет, – чтобы все смогли прочитать уничтожающий пост.
“#бомбит!!!! Похоже, Джемайме все же было про что гнать драму! Презираемая всеми изгнанница с виллы включает на полную катушку #ЯТоже против здоровенной загорелой задницы «Острова любви»”.
Никто нисколько не усомнился в серьезности подобных обвинений. Все понимали, на какой планете живут.
– Говорит, что когда Кёрт ее поцеловал, ей стало некомфортно, – продолжила Дейзи тихо, как бы оправдываясь, – а потому она недостаточно внятно обозначила свою добрую волю, и, значит… получилось не по согласию.
– “Некомфортно”! – взревела Хейли. – Опять это долбаное слово. С каких пор стало темой, что человеку по праву полагается “комфорт”?
Тут уже телефоны у всех присутствовавших наверстали упущенное и принялись пищать, жужжать и тарахтеть на столе – новостные ленты запели свою переворотную песнь.
Телефон Годни переорал всех, завопив сэмплированную басовую партию из ретроклассики 90-х “Гангстерский рай”[44].
Уже через несколько секунд зазвонили все телефоны в комнате, репортеры просили прокомментировать.
А следом на них накатил тайфун разъяренных твитов.
И все это – в пределах минуты после первого “пинь” у Дейзи.
Хейли и команда “Острова любви” понимали, что у них неприятности, по сравнению с которыми референдум по вопросу английской независимости – завиральная и невежественная заварушка из-за внутренних дел какой-нибудь незначительной мелкой страны на краю Европы.
“Остров любви” рисковал войти в историю не с той ноги.
Все это запросто могло стать токсичным. Все серьезно.
Херня сделалась нешуточной.
15. Местоимение имеет место
Запоздало навестив полицейский морг и обнаружив, что ему приходится иметь дело с убийством трансгендерной женщины, Мэтлок отправился опрашивать Роба, друга и соседа жертвы – или “мертвой пережившей”. Со времени убийства прошло уже почти двое суток, и Мэтлок очень стремился добиться в расследовании хоть каких-то результатов.
Квартира Роба находилась в четырехэтажном коридоре приземистого жилого массива государственной постройки 1970-х, расположенного посреди ходко благоустраиваемого района в южном Лондоне. То был один из последних во все убывающем множестве памятников послевоенного общественного согласия. Мэтлок не сомневался: через пять лет людей, живущих в этих квартирах, выпрут за пределы трассы М25 и будут возить на автобусах обратно в город, чтобы публика эта прибиралась в метро. За тридцать пять лет его службы в полиции, думал Мэтлок, Лондон превратился в один сплошной инвестиционный портфель.
Нажал на кнопку электрического звонка, все еще подписанного “Сэмми и Роб”, и напомнил себе, что во время беседы необходимо говорить о Сэмми исключительно как о женщине. Она была женщиной, и он собирается стопроцентно уважать это. Конечно, Мэтлок нервничал – боялся, что даст осечку и скажет “его” и “с ним” и получится ужасно неуважительно. Но член и яйца, которые чуть ли не прыгнули на него со стола патологоанатома, продолжали занимать много места в сознании Мэтлока. Никак не удавалось выкинуть их из головы, и по пути из морга он не раз заговаривал о Сэмми как о мужчине. К счастью, констебль Клегг была тут как тут с напоминаниями. Мэтлок изо всех сил постарается, будет постоянно себя одергивать. Он понимал, что в транс-политике гениталии никакого отношения к гендеру не имеют и сосредоточиваться на них не полагается. Сэмми была “она”, и Мэтлок собирался привыкнуть к этому – через любое “не могу”.
44