То, что полное изложение фактов часто шокирует некоторые чувствительные личности, не дает нам повода или оправдания скрывать от людей какую — либо часть этих фактов, особенно когда речь идет о благосостоянии народа… Прежние убеждения или мнения не должны никому помешать принять и рассмотреть факты[9].
Я посчитал этот принцип достойным того, чтобы следовать ему в жизни. Я был готов принять факты, содержащиеся в нем.
Вторая мировая война в том году еще не началась, хотя Нацизм и Фашизм набирали силу и предоставляли все увеличивающуюся угрозу для демократических стран. Среди особо выделенных пунктов в речи президента Сторожевой Башни, были такие:
Бог ясно показал тем, кто прилежно ищет истину, что религия — это форма поклонения, которая, однако, отрицает силу Божью и уводит людей от Бога… Таким образом, религия и христианство прямо противоположны друг другу…[10].
Согласно пророчеству Иисуса, чего мы должны ожидать в конце мира? Мировую войну, голод, эпидемии, «уныние народов» и, помимо многого другого, — появление на земле чудовищ. Именно эти неоспоримые физические явления возникли, чтобы доказать, что мир сатаны пришел к концу, и игнорировать эти факты нельзя[11].
Сегодня Германия вступила в союз с папством, а Великобритания быстро движется в том же направлении. Соединенные Штаты Америки, когда — то оплот демократии, теперь готовы стать частью тоталитарного правления… Таким образом, эти неоспоримые факты показывают, что на земле сейчас властвует чудовищная диктатура сатаны, отвергающая Царство Иеговы и противостоящая ему… Тоталитарная машина захватит господство над Англией и Америкой. Вы не можете предотвратить этого. Не пытайтесь сделать этого. Ваша безопасность на стороне Господа…[12].
Курсивом в этих цитатах выделены утверждения, которые особенно четко отпечатались тогда в моем сознании. Они вызвали во мне небывалую силу чувств, которую я никогда раньше не испытывал. Сегодня Свидетели не придерживаются ни одного из этих утверждений.
Другая программная речь Рутерфорда «Наполняйте землю» развивала учение о том, что, начиная с 1935 года, послание Бога, до тех пор обращенное к тем, кто будет править с Христом на небесах, — к «малому стаду», теперь было обращено к людям на земле, «другим овцам», и что после приближающейся войны Армагеддона «другие овцы» размножатся и наполнят Землю праведным потомством. О них Рутерфорд сказал:
Они должны найти защиту в Божьей организации, а значит, должны быть погружены, крещены или скрыты в этой организации. Ковчег, который построил Ной по повелению Бога, представлял Божью организацию…[13].
Указывая на то, что у троих сыновей Ноя дети начали рождаться лишь через два года после потопа, Президент Общества Сторожевой башни говорил о тех, кто питал земные надежды в современном мире:
Согласно Писанию, могли бы они сейчас жениться и начать воспитывать детей? Нет — и этот ответ подтвержден Писанием… Гораздо лучше, если они, необремененные и свободные, будут исполнять волю Бога сейчас, как заповедает им Господь, а также если у них не будет препятствий во время Армагеддона[14].
Джозеф Рутерфорд говорил с большим пафосом и очень убедительно. Это были факты, «неоспоримые факты», прочные истины, на которых можно было строить самые серьезные жизненные планы. На меня произвело сильное впечатление огромное значение организации для спасения, и то, что дело свидетельствования должно преобладать или, по крайней мере, притупить такие личные интересы, как создание семьи и воспитание детей[15].
Я крестился в 1939 году и в июне 1940 года, сразу после окончания школы, я занялся полновременным проповедническим служением. Это был год испытаний для всего мира, в том числе и для Свидетелей Иеговы. Шла Вторая мировая война, в нескольких странах деятельность Свидетелей Иеговы была запрещена, и сотни Свидетелей находились в тюрьме. В Соединенных Штатах детей Свидетелей Иеговы исключали из школы за отказ отдавать честь флагу (что рассматривалось как поклонение изображениям). Позиция нейтралитета Свидетелей по отношению к войне часто вызывала бурный протест со стороны тех, кто гордился своей преданностью и патриотизмом; Свидетели все чаще подвергались злобным нападкам толпы.
Тем летом наша семья поехала в Детройт (штат Мичиган) на большой областной конгресс Свидетелей. Там преобладал дух напряженного ожидания, ощущение осадного положения. Ближе к концу программы, судья Рутерфорд сказал, что «возможно, это наш последний конгресс перед началом великой скорби». Я помню, как осенью 1940 года, убирая на зиму летнюю одежду, я думал, что, скорее всего, мне больше не придется вынимать ее снова — к тому времени либо уже настанет Армагеддон, либо мы все будем в концентрационных лагерях, подобно многим Свидетелям в нацистской Германии.
Преследования толпы достигли кульминации в начале 1940–х годов. В городе Коннерсвилл (штат Индиана) я присутствовал при суде над двумя женщинами — Свидетельницами; их обвиняли в подрывной деятельности («бунтовском заговоре») только потому, что они изучали публикации общества Сторожевой башни на занятиях домашней группы. Судебное разбирательство продолжалось пять дней, и в последний вечер судьи признали этих женщин виновными. Когда адвокат (Свидетель по имени Виктор Шмидт) и его жена выходили из здания суда, они подверглись преследованию толпы; их заставили идти пешком под проливным дождем до самой окраины города. По пути от ужаса происходящего у жены Шмидта внезапно началась менструация.
В моей машине находился представитель Свидетелей (Джек Рейнбоу), которому еще раньше кто — то из толпы пригрозил смертью, если он вернется в «их город». На окраине города, увидев Шмидта и его жену, преследуемых толпой, я почувствовал, что должен рискнуть и попробовать посадить их в машину, — и мне это удалось. Другой Свидетель уже пробовал помочь им, но за свои усилия поплатился разбитым стеклом. Когда мы посадили их в машину, у жены Шмидта началась истерика, лицо ее мужа покрывали синяки и кровь от глубоких порезов в тех местах, где его, очевидно, ударили кастетом[16]. Непосредственная встреча с подобной грубой и жестокой нетерпимостью произвела большое впечатление на мое сознание. Я только сильнее убедился в правильности своего пути вместе с теми, кто, без сомнения, являлся истинными служителями Бога.
Позднее, следуя тактике, рекомендованной советником Общества Сторожевой башни Хейденом Ковингтоном, большая группа, состоящая из 75 Свидетелей из Цинциннати (штат Огайо), в которой находились мои родители, две сестры и я, отправилась в Коннерсвилль, чтобы свидетельствовать там «блицкригом». Всех нас, мужчин, женщин и детей, за исключением одного, арестовали, поместили в разные тюрьмы и держали там в течение недели, пока нам не удалось освободиться под залог. Мне не было еще и двадцати лет, и я впервые испытал чувство, появляющееся, когда захлопывается тяжелая металлическая дверь, задвигаются засовы и понимаешь, что теперь ты лишен свободы идти, куда хочешь.
Через несколько месяцев я оказался в Индианаполисе (штат Индиана) на большом судебном процессе по поводу событий в Коннерсвилле. Туда же приехал из Бруклина в качестве эксперта от имени Общества мои дядя, Фред Френц, который работал в штаб — квартире Свидетелей с 1920 года и был близко знаком с судьей Рутерфордом. Местное собрание Свидетелей попросило его выступить у них в один из вечеров. В своей речи он заговорил о том, что многие считают, что работа Свидетелей приближается к завершению, что она почти закончена. Я был, мягко говоря, поражен, услышав, что мой дядя утверждает как раз противоположное; он говорил, что в Бруклине и не думают о закрытии организации, что «любой, желающий получать журнал «Сторожевая башня», не должен ограничиваться подпиской на шесть месяцев, а может подписаться на год или, по желанию, на два!»
Его выступление настолько противоречило утверждениям Президента Общества на конгрессе в Детройте, что у меня не было сомнений: дядя говорил от себя лично, а не представлял некое официально одобренное мнение Общества. Я даже подумывал подойти к нему и предупредить, что его высказывания могут дойти до Бруклина как нелояльные, подрывающие сложившееся ощущение чрезвычайной срочности. Я колебался, не зная, принять ли его замечания как верные, или отбросить их как результат независимого и несколько самоуверенного отношения к делу.