Она ровняла шапочкой сиреневый куст у калитки, когда увидела бредущую вдоль заборов встрепанную Аньку, а рядом с ней – высокого парня в темном замызганном костюме.
– Здравствуй, Ба! – сказала Анька. – Познакомься, пожалуйста, – это Артем, мой товарищ.
У бабушки с внучкой не было секретов друг от друга, и про товарища Артема она знала все, в том числе и о сегодняшней свадьбе.
– Здравствуйте, – поклонился жених, теперь уже, судя по всему, бывший.
– Какие-то вы странные, – покачала головой бабушка и подозрительно оглядела сладкую парочку. – Как будто бы вас пыльным мешком из-за угла стукнули.
– Мы упали, – пояснила Анька и выразительно на нее посмотрела. – Нам надо помыться, поесть и отдохнуть. Пустишь?
– А то! – Ба вопросительно подняла брови и показала глазами на Артема.
Неужели Анька устроила погром на свадьбе и увела парня прямо из стойла? Судя по их виду, битва велась не на жизнь, а на смерть. Вот молодец девка! Но та сделала зверское лицо. Ну просто театр мимики и жеста!
– Только вам придется самим здесь управляться, – задумчиво проговорила бабушка. – Я к подруге своей уезжаю... денька на два.
Анька недовольно поджала губы.
– А может, и на неделю, – поправилась Ба. – Еда в холодильнике, салат в огороде, ключи на гвоздике, деньги в комоде. Во как! Стихами заговорила!
И все засмеялись. Не так бурно, как давеча в пыли у дороги, а просто весело и облегченно.
Артем держался молодцом. Она не оставляла его ни на минуту и даже, когда он мылся в ванной, стояла под дверью, прислушиваясь к шуму воды. У нее тоже был свой маленький горький опыт неразделенной любви. Она знала, что днем все не так страшно и больно – призраки приходят ночами, терзают душу. Надо было пережить ночь, особенно первую, самую беспощадную и отчаянную.
Она вошла в его залитую лунным светом комнату, движимая, как ей тогда казалось, исключительно состраданием.
– Жалеть меня пришла? – хмуро спросил Артем. – Уходи. Мне не нужна твоя жалость.
– А мне нужна, – сказала Аня и скинула халатик. – Пожалей меня, Тема...
Она скользнула в его узкую койку, под тонкое солдатское одеяло, и так сильно дрожала, что надо было немедленно обнять эту глупую, верную, как щенок, Аньку, которая весь день самоотверженно его спасала от маяты, от самого себя. Объятие оказалось таким крепким, что разомкнуть его удалось как раз через неделю. Но к тому моменту они уже были вместе и хотели смыкать его снова и снова – и он, плененный прелестью новизны, и она, завороженная волшебно сбывшимися мечтами.
– Зачем тебе это нужно? – недоумевала потом Анина мама. – Что и кому ты пыталась доказать? Какие чувства вас связывают?
– Она его за муки полюбила, – пояснила Аня, – а он ее – за состраданье к ним.
– Эта повесть имела печальный конец.
– Печальный конец был у Ромео с Джульеттой. А мы уже вышли из этого проблемного возраста, – парировала дочка.
– О да! – сардонически усмехнулась мать. – Роль Дездемоны тебе подходит гораздо больше.
– Боишься, что рано или поздно он меня придушит?
– Или он, или Зоя. Или оба вместе. Что тебя больше устраивает?
– Надеюсь, что ты не Кассандра.
– Хотелось бы верить.
– Я очень люблю его, мама. Очень.
– Я знаю...
Аня была девушка начитанная, но в отличие от других библиофилок предпочитала не мечтать, а действовать. Вот почему, окончив в начале девяностых факультет книговедения Московского полиграфического института, она отказалась от предложенной аспирантуры и ринулась в круговорот жизни. Привычный мир рушился, распадался на куски, полки пустовали, зарплаты не платили, и правили балом совсем другие, жесткие, законы. Люди разбегались в поисках лучшей доли, а бесхозной социалистической собственности было как грязи, и только ленивый не тянул к ней руку.
– Давай смотреть на вещи реально, – говорил Артем. – Только специалист высочайшего класса – и то лишь в определенных сферах – может по уровню доходов сравняться с владельцем собственного бизнеса. Я намерен делать карьеру, а не деньги, потому что люблю свою работу и хорошо ее знаю. А ты, если захочешь, можешь неплохо раскрутиться в своем деле, поскольку книги – непреходящая ценность, востребованная во все времена и при всех режимах.
– А что я могу без начального капитала? – пожимала плечами Аня.
– Акционируйте магазин...
И Аня, пройдя путь от товароведа до директора, преодолев несокрушимые, как линия Маннергейма, бюрократические препоны и чиновничий произвол, пережив бандитские наезды, минуты слабости и отчаяния, стала совладелицей книжного магазина. Ей исполнилось тридцать семь лет, она была успешна и считалась счастливой, потому что имела полный комплект составляющих этого самого счастья: очаг – они жили в трехкомнатной квартире ее родителей, которые переехали к бабушке в Ильинку, когда родилась Стася; стабильную работу, дававшую к тому же неплохой доход; маленькую дочку и образцово-показательного мужа, любимого и вроде бы любящего.
Вот это «вроде бы», непреходящее мучительное сомнение, лишало покоя и отравляло жизнь. Ведь давно известно – не имея реальных поводов для страдания, человек найдет себе вымышленные и возведет их в степень настоящих. Она винила себя в том, что, воспользовавшись ситуацией, женила на себе Артема, и тот поддался от безысходности и обиды на Зою. Но однажды, полюбив по-настоящему, он уйдет и не оглянется ни на нее, ни на Стасю.
Она и ребенка не решалась завести, все боялась остаться матерью-одиночкой.
– Да ты что, Анька! – Вера была потрясена. – Я думала, ты нормальная! Как же можно так себя обделять? Ведь это же ребенок! Понимаешь? Ребенок! Даже если Артем уйдет, хотя все это чушь собачья, малыш-то останется! Да ты Бога будешь благодарить каждый день за то, что он у тебя есть!
И забеременели они с Верой почти одновременно, и подарили себе девочек – Машу и Стасю. И страхи развеялись, забылись, как дурной сон ясным весенним утром. И жизнь покатилась сквозь будни и праздники, размолвки и примирения, сквозь радости и печали к предугаданной развилке на дороге судьбы.
5
ЗОЯ
Самым сильным ощущением была свобода. Господи! Свобода! Не надо после работы плестись домой и слушать бредовые речи, стряпать на убогой кухне безвкусную пищу, а главное, терпеть на своем теле конвульсивные содрогания похотливого, нелюбого урода, исправно жаждущего наслаждений. И эта убийственная нищета на фоне всеобщего благоденствия, теперь безвозвратно ушедшая, канувшая в Лету, испарившаяся без следа с тех пор, как она продала квартиру. За восемьдесят тысяч долларов! Неслыханное богатство!
О, как расправились ее плечи! Как изменилась походка! Загорелись глаза! Теперь она прежняя Зоя – принцесса, очнувшаяся от тяжелого сна, а не эта унылая тетка с кошелками и потухшим взглядом.
Слава Богу, никто не претендовал на долю от проданной квартиры.
– Как же так, Зоенька? – заплакала Кира Владимировна, узнав, что невестка решила вернуться к матери в Жуковский. – Ведь ты же одна у нас осталась! Не забывай...
– Ну что вы! – успокоила Зоя. – Конечно, нет! Как я могу вас забыть?
Но знала, что забудет. Уже забыла. Вычеркнула из своей новой жизни.
Она накупила себе белья – целый ворох невесомых, тончайших кружев, косметику и духи с волшебным, чарующим ароматом. А это пьянящее ощущение неограниченных возможностей! Высокомерное счастье покупать дорогую одежду в шикарных пустых магазинах, а не на пошлых рынках и в битком набитых торговых центрах, которые, по сути, те же рынки, только крытые.
Конечно, было бы просто глупо истратить все деньги на шмотки, пусть даже и эксклюзивные. О нет! Она сумеет растянуть удовольствие на долгий срок. Правда, удовольствия имеют печальную особенность кончаться. Но во-первых, она пойдет работать. И уж конечно, не в школу, будьте уверены! С благотворительностью покончено навсегда. А во-вторых, постарается устроить свою жизнь максимально комфортно. Любовь-морковь и прочие глупости больше не для нее. Точный и холодный расчет – вот чем отныне она руководствуется. Одного раза хватит – так обожглась, что мало никому не покажется. Естественно, никто не станет возражать против волшебного симбиоза двух этих составляющих счастья – любви и расчета, – но стоит ли строить воздушные замки? Не стоит...