Все рекорды среди десяти изученных изданий по числу публикаций, «явно провоцирующих этническую вражду и ксенофобию», побила «Московская правда». Самые умеренные в этом отношении — «Коммерсант» и «Вечерняя Москва». Мониторинг показал, что не выполнялись ни Федеральный Закон «О средствах массовой информации», ни законы, запрещающие пропаганду межнациональной розни, ни «Кодекс профессиональной этики российского журналиста».
Страна отдана во власть профессиональной группы, которая выполняет роль поджигателей «молекулярной» этнической гражданской войны. Эта группа владеет мощным информационным оружием и обращает его против всего общества. А государство обеспечивает этой группе режим наибольшего благоприятствования. Конечно, СМИ — лишь один винтик в машине, которая блокирует процесс собирания гражданской нации в России. Но это винтик очень важный — когда людям непрерывно «капают на мозги», это незаметно действует на сознание практически каждого человека.
А силы, которые обязаны или даже стремятся сохранить национальный мир, в отступлении и не могут мобилизоваться.
К. Янг пишет о «судьбе старых многонациональных империй в период после Первой мировой войны»: «В век национализма классическая империя перестала быть жизнеспособной формой государства… Австро-Венгрия сжалась в своих границах до размеров ее германского ядра, некогда могущественное Оттоманское государство, в течение многих веков занимавшееся “одомашниванием” находившегося в его пределах религиозного и этнического многообразия, сократилось до размеров своей внутренней турецкой цитадели, которая была затем перестроена по модели утвердившейся национальной идеи. И только гигантская империя царей оказалась в основном спасенной от распада благодаря Ленину и с помощью умелого сочетания таких средств, как хитрость, принуждение и социализм…
Первоначально сила радикального национализма на периферии была захвачена обещанием самоопределения и затем укрощена утверждением более высокого принципа пролетарского интернационализма, с помощью которого могла быть создана новая и более высокая форма национального государства в виде социалистического содружества» [160].
Предложенная А.Д. Сахаровым «Конституция Союза Советских Республик Европы и Азии» (1989) означала расчленение СССР на полторы сотни независимых государств. Например, о нынешней РФ в ней сказано (ст. 25): «Бывшая РСФСР образует республику Россия и ряд других республик. Россия разделена на четыре экономических района — Европейская Россия, Урал, Западная Сибирь, Восточная Сибирь. Каждый экономический район имеет полную экономическую самостоятельность, а также самостоятельность в ряде других функций». Примечательно, что в этой «конституции» Северный Кавказ в Россию не включен — он входит в «ряд других республик» [122, с. 272].
В «Предвыборной платформе», которую Сахаров опубликовал 5 февраля 1989 г., было выдвинуто такое требование: «Компактные национальные области должны иметь права союзных республик… Поддержка принципов, лежащих в основе программы народных фронтов Прибалтийских республик». Помимо полной (!) экономической самостоятельности эти «области» и даже части «республики Россия» должны были получить свои силовые структуры — предполагалась не только политизация этничности, но и ее вооружение.
Вот ст. 20 «конституции» Сахарова: «Вооруженные силы формируются на основе Союзного договора… республика может иметь республиканские Вооруженные силы или отдельные рода войск, которые формируются из населения республики и дислоцируются на ее территории». А вот ст. 23: «Республика имеет собственную, независимую от Центрального Правительства систему правоохранительных органов (милиция, министерство внутренних дел, пенитенциарная система, прокуратура, судебная система)» [122, с. 270-271].
Лекция 7
Социокультурные общности. Часть 1
Субъекты общественных процессов — не индивиды, а общности, собранные и воспроизводимые на какой-то матрице. Состояние всей системы общностей, соединенных в общество, — один из главных предметов обществоведения и, конкретно, социологии.
Современное индустриальное общество вошло в своем жизненном цикле в очередной этап кризиса (потому и заговорили о постиндустриальном обществе). Этот кризис переживается по-разному в разных культурах и цивилизациях, но никто от него не может закрыться.
Надо предупредить, что тема этой лекции сложна и непривычна. Поэтому устное ее изложение здесь пришлось дополнить обширными выдержками из методологических и фактологических работ. Чтение этих выдержек потребует усилий.
Приступая к этой проблеме, надо кратко уточнить наше представление об обществе. Как и в отношении понятия народ, обыденное представление об обществе проникнуто эссенциализмом. Мы думаем о нем как о вещи — массивной, подвижной, чувственно воспринимаемой и существующей всегда. Это представление было воспринято вместе с механицизмом картины мира в проекте Просвещения и укреплено в советское время историческим материализмом, в котором общество выглядело как движение масс, организованных в классы, ведущих между собой борьбу.
Привычная для нас социология, сложившаяся в рамках такого классового подхода, и занималась изучением состава и численности социальных групп, стараясь определить их границы, споря о принадлежности отдельных групп и «прослоек» к тому или иному классу. Этот образ нам близок, поэтому и начали мы с утверждения, что «общности — субъекты общественных процессов». Это — простительная для начала уступка соблазну гипостазирования.
Однако такое положение подвергается критике. Как говорят, оно приводит к тому, что «социальные группы натурализируются (гипостазируются и фетишизируются), т. е. наделяются таким же онтологическим статусом, что и «вещи», существующие вне и независимо от сознания социолога». Такое гипостазирование присуще очень многим. Критики даже пишут: «Можно констатировать, что подавляющее большинство социологов отождествляют социальную группу с «субстанцией» — множеством людей, границы которого тем или иным способом конструирует научное сообщество» [73].
В общем, здесь мы рассматриваем общество как сложную систему, которая не возникает «сама собой». Ее надо конструировать и создавать, непрерывно воспроизводить и обновлять. Виднейший представитель западной социологии А. Турен писал:
«Идея общества возникала как идея “конструктивная”, т. е. способная установить порядок в сферах, где насилие, страсти или групповая замкнутость производят кризис или разрушение индивидов и общностей… Эта идея общества никогда не была очевидной или естественной. Она всегда была сконструированной, и ее следует признать как предельно разработанный и комплексный подход к формам поведения и социальной организации» [143].
Общество находится в процессе непрерывного развития, так что в динамическом взаимодействии переплетаются интеграция и дезинтеграция — как отдельных элементов, так и всей системы в целом. Общий кризис индустриального общества отмечен преобладанием процессов дезинтеграции. В 2002 году А. Турен таким образом сформулировал вызов, перед которым оказалось обществоведение в ходе кризиса индустриализма последних десятилетий XX века:
«Мир становился все более капиталистическим, все большая часть населения втягивалась в рыночную экономику, где главная забота — отказ от любого регулирования или экономического, политического и социального контроля экономической деятельности. Это привело к дезинтеграции всех форм социальной организации, особенно в случае городов. Распространился индивидуализм. Дело идет к исчезновению социальных норм, заменой которых выступают экономические механизмы и стремление к прибыли.
В завершение можно утверждать, что главной проблемой социологического анализа становится изучение исчезновения социальных акторов, потерявших под собой почву или из-за волюнтаризма государств, партий или армий, или из-за экономической политики, пронизывающей все сферы социальной жизни, даже те, что кажутся далекими от экономики и логики рынка. В последние десятилетия в Европе и других частях света самой влиятельной идеей была смерть субъекта. Это можно считать эквивалентом того, что принято называть критической социологией» [143].