Формальные привилегии — это те, что были закреплены в официальных, чаще всего внутризаводских документах. Типичным примером являются “Положения о кадровых рабочих”… К неформальным привилегиям можно отнести и негласные квоты: прием в партию, получение наград и выдвижение на общественные должности (в президиум), дающие преимущество рабочим, как “правящему классу”. Через таких людей, которые являлись неотъемлемой частью каждого предприятия, рабочие имели возможность какого-то давления на администрацию, возможность “качать права”. Этот канал влияния и эта прослойка рабочих исчезли вместе с парткомами и старой системой привилегий…
Потеря идеологической поддержки, переход к коммерческим заказам, развал старой системы неформальных отношений воспринимаются многими работниками оборонных предприятий как утрата своего особого положения, своего статуса… Личное мастерство рабочего, к которому персонально, в случае острой необходимости, могли обращаться руководители разного уровня, вплоть до генерального директора, перестало играть сколько-нибудь значимую роль. Значение группы кадровых рабочих падает… Зависимость от коммерческих заказов, отсутствие стабильности в работе не дают им внутреннего удовлетворения и не позволяют им уважать себя за свой труд» [22].
Деградация этой элиты рабочего класса началась уже в годы перестройки — как вследствие социально-экономических условий, так и в ходе «боевых действий» на дискурсивно-символическом фронте.26 В целом шло снижение технологического уровня промышленности, резко сократилось производство наукоемкой продукции, снижалась доля в персонале предприятий высококвалифицированных рабочих. Обследование предприятий Самары показало:
«Внутри трудового коллектива изменились положение и традиционные статусы социальных групп. Эти процессы отразились в статистике — в изменении численности и соотношения профессиональных групп. В частности, значительно сократилась численность основных производственных рабочих, среди которых немалую часть составляют высококвалифицированные, с большим трудовым стажем, так называемые кадровые рабочие, что свидетельствует о снижении статуса этой ранее привилегированной группы. Уменьшение количества квалифицированных рабочих мест указывает на сокращение доли квалифицированного труда на предприятиях и невостребованность высококвалифицированных рабочих.
Рабочая сила перемещается внутри предприятия из основного производства в непроизводственную сферу… Происходит активное перемещение внутри предприятия из сферы производства на стройку, в подсобные хозяйства, на комбинаты питания» [74].
Статус кадровых рабочих изменился уже в первый год реформы вследствие практической ликвидации Советов трудовых коллективов, делегатами которых были представители актива рабочих:
«В процессе происходящих социально-экономических преобразований рабочие все больше устраняются от управления. Для наглядности сравним первые законодательные акты экономической реформы с последующими законами и практикой…
Сопоставим следующие друг за другом законы: “Закон СССР о государственном предприятии (объединении)” (1987 г.) и “О предприятиях в СССР” (1990 г.). По Закону 1987 г. общее собрание трудового коллектива могло рассматривать и утверждать планы экономического и социального развития предприятия, определять пути увеличения производительности труда, укрепления материально-технической базы производства. В Законе 1990 г. исключены функции трудового коллектива, относящиеся не только к планированию и эффективности производства, но и к его контролю. По Закону 1990 г. трудовой коллектив и его орган (общее собрание) уже не имеют полномочий в управлении и использовании доходов предприятия, оплате труда. Руководитель предприятия (представитель собственника) “решает самостоятельно все вопросы деятельности предприятия…”. Констатацией “исключительности” прав администрации устраняется влияние профсоюза и других общественных организаций» [84].
В цитированных работах констатируется, что «представлявшие» рабочий класс группы были во время перестройки и реформы 1990-х годов демонтированы и «пересобраны» таким образом, что они полностью перестали выполнять свои функции, необходимые для существования и воспроизводства промышленных рабочих России как «общности для себя». Из них были, во-первых, исключены кадровые рабочие — основной контингент в составе актива. От общности рабочих были оторваны и даже противопоставлены ей управленческие работники предприятий и госаппарата («Рабочих как социальную силу перевели в разряд объектов и даже потенциальных оппозиционеров, каковыми реально они вскоре и сделались» [91]). Наконец, в новую политическую систему были включены профсоюзы, которые не завоевали легитимности в глазах рабочих и потому не могут быть их доверенными институциями.
О политических партиях и говорить нечего, они сейчас не связаны ни с какими социальными группами («рабочие отказываются идти в лоно социал-демократии, промышленники не поддерживают гайдаровскую партию»). В этом отношении рабочие мало чем отличаются от других социальных групп — политические установки хаотичны и матрицей для сплочения общностей служить не могут:
«Сегодня подавляющее большинство россиян (72,4%) либо отказываются, либо затрудняются с самоидентификацией в рамках сложившегося идеологического спектра. С ростом доли россиян, не определившихся в идейно-политическом отношении, снижается число приверженцев всех без исключения течений. Особенно резко выглядит падение популярности идеологии так называемого центризма: с 24,6 до 7,6% всего за три года» [111].
Таким образом, основные пучки связей, собиравших небольшие локальные группы работников промышленных предприятий в организованную профессиональную общность «рабочего класса России», были за двадцать лет разрыхлены, разорваны и перепутаны так, что можно говорить о глубокой дезинтеграции этой общности! Если учесть, что рабочие лишились и представлявшей всю эту общность активной группы (субститута), а политическая система с помощью СМИ вывела рабочих в глубокую «социальную тень», то можно сказать, что в настоящее время «рабочий класс-в-себе» существует лишь латентно, не представляя из себя социальную и политическую силу. Это состояние определяется в таких формальных терминах:
«Поскольку социальные группы определяются их институционализацией в устойчивых, признанных de facto или гарантированных de jure статусах, постольку перечень социальных групп, которые признаются доксой существующими, определяется в каждый момент времени исходом борьбы, одновременно символической, политической и социальной, между агентами, занимающими различные позиции социального пространства» 27 [73].
Промышленные рабочие России снова станут профессиональной общностью, когда смогут выстроить, с помощью союзных социокультурных сил, свою новую мировоззренческую матрицу (шире — когнитивную структуру), информационные связи, язык и культурный стиль. Этот процесс только начинается, но его динамику прогнозировать трудно, она может резко ускориться.
Разумеется, очень многие из соединявших ранее рабочих связей сохранились, они непрерывно воспроизводятся под воздействием объективных условий труда и быта, памяти, разума и культуры. Примером может служить сохраненный в трудных условиях коллективизм — даже на фоне атомизации и сдвига к индивидуализму. Вот вывод из исследований (2008):
«Культурные традиции взаимопомощи в работе, коллективной ответственности за использование рабочего времени, хороших отношений с товарищами по работе продолжают сохраняться у большинства рабочих в постсоветское время. Однако происходит это скорее по инерции, а не под влиянием новых менеджериальных технологий или организованных усилий самих рабочих. Их сохранению способствуют успешная деятельность предприятий, лучшие возможности для заработка, устоявшиеся традиции советских принципов организации труда… В целом, можно утверждать, что по мере становления предприятий на новых основах отношений собственности: будь то частной, созданной “с нуля”, либо бывшей государственной, а ныне акционерной, происходит распространение трудового корпоративизма на основе культурных традиций советского прошлого. Причем преобладающую роль в этом играют не специально разработанные управленческие технологии, а культурные практики самих работников» [137].