Зависимость науки от экономики и политики со временем возрастала. Галилей, Линней, Ньютон, Фарадей сами определяли направление своих исследований. Время и средства для занятий наукой они обеспечивали ремеслом, своим состоянием и за счет других источников. А Пуанкаре, Эйнштейн, Планк и Борн были уже менее свободными как в выборе областей интересов, так и форм научной и публичной активности. Политическая и экономическая ангажированность непосредственных создателей нейлона, силикона, атомного оружия, персональных компьютеров и молекулярно-генетических манипуляций общеизвестна.
Карьеры организаторов науки и корпоративных ученых уже неотделимы от государственной и корпоративной структур и жизни. Организационные формы науки интегрированы в политику и экономику, а «выдающиеся ученые» имеют политический вес, публичную известность и капитал.
Именно из политики в XX веке в науку пришли иерархии должностей и званий, в том числе академическая. А из экономики — стремление к получению прибыли, представление о научном результате как товаре.
Вместо науки как институализации человеческого любопытства (такой она была, если верить историкам науки, до первой промышленной революции) сформировались другие реальности, которые все вместе по-прежнему называются наукой. Хотя наука, обслуживающая государства и корпорации, имеет мало что общего с наукой — элементом политической системы и гражданского общества. И уж совсем невозможно отождествить с этими реалиями науку как институт получения и воспроизводства нового знания.
Государственная и корпоративная наука
Технологизированная наука в XX веке превратилась в такой же атрибут корпораций и государств как армия и службы безопасности. Это весьма масштабная деятельность, формализованная в исследовательских подразделениях корпораций и в разного рода престижных университетах, государственных академиях и институтах. В основе экспансии технологизированной науки лежит многократно доказанный тезис: превращенное в товары знание может давать весьма большие прибыли, создавать эффективное оружие и средства защиты от него. Теперь даже самый примитивный политик убежден в том, что знание — сила, а наука — сила производительная.
Истоки технологизированной науки общеизвестны. По результатам первой мировой войны стало ясно, что без использования результатов науки невозможно рассчитывать на победу. Все мировые державы стали финансировать научные исследования, ориентированные на создание новых видов оружия и на разработку средств защиты от них. Технологизированная наука сформировалась в результате этих организующих усилий государств и стала их необходимой составляющей.
При этом национальные экономики в конечном счете оказались прямо зависящими от так называемого научно-технического прогресса, то есть от поступления в продажу новых товаров, созданных с использованием научных знаний. В последние десятилетия эта зависимость стала похожа на наркотическую— экономики начинают стагнировать при отсутствие притока новых наукоемких товаров.
Структура экономики, элементами которой стали разнообразные прогнозы, фьючерсы и планирование, во многом зависит от того, что заменит компьютер, телевизор и самолет как товары массового спроса. Но уже несколько лет деньги, вложенные в технологизированную науку, приносят все меньше политических и экономических дивидендов. Все громче голоса политиков, обвиняющих науку во всех грядущих экономических и политических бедах.
Создание массового товара в технологизированной науке весьма сложно организованный процесс, в котором просто наука и ее институты рассматриваются как некий склад. В нем, по представлениям научных предпринимателей, находятся вещи, вещества, приспособления и идеи, которые можно при надлежащем оформлении продать. Знание для тиражирования и продажи сначала изыскивается на складе как некоторый эффект, воспроизводимый в эксперименте или наблюдении.
При нахождении перспективного в коммерческом или военном отношении знания оно переводится в стандартизованную и относительно легко воспроизводимую форму (это стоит весьма дорого) и передается технологам для создания машин, механизмов, новых вещей и веществ, на массовой реализации которых и «отбиваются» капиталовложения.
Большие и богатые университеты, бывшие когда-то бастионами «чистой» науки, стали теперь корпорациями, воспроизводящими технологизированную науку и соответствующие кадры. Поэтому для университетов как корпораций характерна концептуальная стерильность, принципиальная невозможность выйти за пределы тривиальных представлений, стремление к воспроизводству нерефлексируемых процедур и к стереотипному применению доказавших уже свою эффективность логик.