Иоанна Хмелевская
Крокодил из страны Шарлотты
* * *
На первых порах, сразу по возвращении, я ничего особенного не заметила. Алиция была прежней Алицией — такая же рассеянная, такая же душевная, как всегда по уши в делах. А у меня и своих хватало, хотелось обойти всех друзей и знакомых — шутка ли, год не виделись, — хотелось понежиться в кругу соскучившихся домочадцев, так что вникать в ее дела я не стала, да и зачем. Меня, правда, слегка озадачивало ее легкомысленное отношение к будущему своему замужеству — оно у нее все откладывалось из-за каких-то там помех, отодвигаясь в туманную даль. А может, она просто передумала, решила я, может, проволочки ей даже на руку, ведь узы брака никогда не казались ей такими уж священными. Я привезла ей на этот счет не слишком хорошие новости, меня они даже немного сбивали с толку — похоже, Гуннар погряз в сомнениях, — но Алиция слушала меня вполуха. Казалось, мысли ее заняты совсем другим.
И только недели через две она слегка приоткрыла завесу молчания. Навестила впервые после моего приезда, любовалась в ванной заграничным моим приобретением — роскошным новеньким унитазом. Красавчик потрясающе вписывался в общую тональность интерьера, и Алиция одобрила мой вкус, заметив только, что к такой сантехнике еще бы хорошего столяра, чем меня ничуть не озадачила, потому как понятно было, что имеется в виду водопроводчик.
— Нервы у меня, — без всякого перехода объявила она, рассеянно созерцая салатовую, сверкающую девственной новизной посудину.
— Что-нибудь случилось? — поинтересовалась я, отвлекшись от дум об умывальнике — его тоже надо было купить в пару к унитазу, какого черта я его не купила?
Алиция отвела взгляд от сантехники и, пытаясь замять разговор, изобразила беззаботный смех — выглядело это так, будто она рычит, брезгливо на кого-то ощерясь. Потом помрачнела и вздохнула.
— Кстати, у тебя еще осталась твоя успокоительная микстура? Вдруг это как раз то, что мне надо?
— Еще есть. Могу дать целую бутылку, у меня их две. Все равно прокиснет, последнее время я ее не употребляю, не до нервов.
Микстура стояла тут же, в аптечке. Алиция вытащила пробку, понюхала и хлебнула прямо из горла. Поставив бутылку на умывальник, она сразу про нее забыла, судорожно потянувшись за стаканом с водой.
— Да, редкостная гадость, — выдохнула она.
— Положи к себе в сумку, а то ведь оставить, — сказала я и, плотно закрыв пузырь, для верности сама запихнула его в нейлоновую косметичку, а потом в сумку, ни сном ни духом не ведая, что делаю это себе на погибель.
— Так что у тебя все-таки с нервами? — не удержалась я от расспросов, когда мы вернулись в комнату.
Кроме нас двоих, дома никого не было — Дьявол, отрада моего сердца, поехал за четвертым партнером для бриджа. С минуты на минуту они могли появиться. Алиция закурила сигарету, бросила спичку в кофейную чашку и мрачно уставилась в окно.
— Боюсь, — сквозь зубы процедила она.
— Чего?!
— Не знаю. Трудно сказать. А вообще-то, может, из-за мнительности. Нервы расшатаны.
— Может, у тебя депрессия?
— Депрессия? Да вроде нет. Не замечала.
— Так чего ж ты маешься? Какие-нибудь неприятности? Денег нет?
— Деньги есть, неприятностей нету. Просто нервничаю.
— Из-за свадьбы? — подумав, неуверенно предположила я.
— Чьей свадьбы? — оживилась Алиция.
— О Господи, твоей!
— А, моей. Нет, с какой стати. Я ведь пока еще замуж не выхожу. Не знаю, возможно, я все преувеличиваю.
— Наверняка преувеличиваешь. Человек всегда, когда нервничает, преувеличивает, а оттого еще больше нервничает, глядишь — и попал в порочный круг. Попробуй расписать свою нынешнюю ситуацию на бумаге. Вспомни наше средство от депрессии.
Надо сказать, когда-то в младые лета мы изобрели безотказное средство от депрессии. Берется лист бумаги, лучше в клетку, и на нем двумя столбиками, по пунктам, расписывается все плохое и все хорошее. Все, что уже случилось и что еще может случиться, неудачи с далеко идущими последствиями и без оных, все убытки и приобретения — моральные и материальные, все факты и прогнозы — одним словом, все, что на данный момент тебя волнует. Если столбик «плохое» оказывается длиннее столбика «хорошее», а это уж как пить дать, прибавляешь третий столбик и в него вписываешь рядом способы нейтрализации плохого. Депрессию как рукой снимает!
Как-то, еще в нежном возрасте, я к прочим напастям вписала одно за другим: «1. Нет кавалера. 2. Потеряла расческу», а в столбике «Что делать» прописала противоядие: «Купить» — средство, конечно, эффективное, но только по отношению к расческе.
В более солидном возрасте записывались события уже другого рода, вроде вот такого трагического:
«Пропал план благоустройства города!» — а рядом беспечным росчерком было нацарапано: «Ну и что? Не я же его посеяла!» В догадках и прогнозах я оказалась не сильна, каких только ужасов не воображала, каких только не придумывала профилактических средств, одного лишь не предусмотрела — что мой ребенок устроит однажды в квартире пожар, — и, как выяснилось, дала маху.
Так я из Алиции больше ничего в тот раз и не вытянула — вернулись Дьявол с Янкой, наш тет-а-тет разросся в компанию, а после бриджа гостей по домам развозила не я, а Дьявол.
Спустя два дня я случайно увидала Алицию на улице. Она махала рукой всему подряд, что только ни проезжало мимо. Я ехала на своем замечательном «вольво» — подвижном, как ртуть, послушном, как овечка; заметив Алицию, я сразу тормознула. Она мне страшно обрадовалась и завопила:
— Слушай, подвези, если можешь! Времени у меня в обрез!
— О чем речь! Домой? — и я свернула на Мо-Кртов.
— Нет, в противоположную сторону, на Старое Място!
— О Боже! — простонала я, нажав на тормоза, чтобы вовремя свернуть в конце Сенкевича. «Конец Сенкевича» звучит, может, и странновато, но что поделаешь, когда тормознула я как раз в этом месте. — Говори толком! Куда именно на Старом Мясте?
— Погоди, — замялась Алиция, озираясь назад. — Не знаю, не помню, покажу по ходу. Слушай, — заявила она вдруг, — а ты не можешь сделать так, чтоб эта тачка нас опередила? Вон тот синий «опель» за нами!
— Могу, конечно, — обреченно кивнула я, прикидывая в зеркальце заднего вида ситуацию. — Но ты ведь, кажется, спешишь?
— Спешу, только у меня, понимаешь, идиосинкразия на синие «опели». Или «опли»?
Я сбросила скорость сразу за Крулевской и прижалась вправо без сигнала, чтобы сбить противника с толку. Ради Алиции я готова была даже на штраф. Синий «опель» опередил нас, и промелькнувший профиль водителя показался мне знакомым.
— Если он свернет на Сенаторскую, то ты езжай прямо, а если поедет прямо, свернешь ты, — распорядилась Алиция.
Я собиралась подчиниться ее приказу, но не тут-то было: «опель» проделал то же самое, что, и я. Съехал вправо и перед самой Сенаторской так резко сбавил скорость, что пришлось его опередить.
— Черт! — прокомментировала Алиция. До поры до времени не вникая в причины ее отвращения к симпатичному, что бы там ни было, «опелю», да и вообще ни во что не вникая, я вопреки всем мыслимым правилам движения выкинула такой финт, какой «ягелю» и не снился. Ехала я по средней полосе. Мой замечательный «вольво» крутанул почти на месте влево, эффектным рывком пропорхнул поперек лавины автомашин и, свернув в обратную сторону, нырнул в сплошной поток, хлещущий с трассы В-3, каким-то чудом найдя в нем просвет. Ни единой милицейской души поблизости не оказалось.
— Недурственно, — похвалила меня Алиция. — А теперь что будешь делать?
— Не уверена, что автоинспекция присоединилась бы к твоему комплименту. А вообще что у тебя с этим «опелем»? Тебе позарез надо ехать за ним?
— Наоборот, мне надо скрыться от него к чертовой матери, — с чувством сказала она. — Очень уж часто я его в последнее время вижу, глаза намозолил. Поезжай на Старое Място так, чтобы ненароком снова не напороться на него.
Я подумала, что тогда лучше всего вернуться на ту же дорогу, не собирается же «опель» вечно торчать на Сенаторской. А еще я подумала, что у Алиции насчет него какой-то заскок.