Я честно и добросовестно прикинула время, и у меня получилось, что мы попрощались вскоре после девяти. Скрывать тут нечего, а майору может сгодиться. Сократив наш разговор, я сообщила, что мы обсуждали главным образом проблемы квартирного ремонта и станковой живописи, поскольку Алиция собиралась повесить на стену что-нибудь подходящее. Собственно, против истины я не очень и погрешила.
— Потом Алиция пошла приготовить кофе, — продолжала я. — Заварила его в термосе — у нее такой термос особый — и принесла в комнату, но разлить не успела. Стала рыться в столе, искала фотографии — хотела показать, — и тут наткнулась на забытый заказ. Какой-то эскиз. Она должна была срочно его доделать, чтобы отдать утром, ну я и ушла, решив не мешать. Помнится, она еще сказала, что завтра у нее пропасть дел.
Для верности я точно держалась диалога, который мы разыграли перед тем сучком в косяке. Мало ли что... Чем дальше я несла околесицу, тем больше впадала в уныние, все яснее представляя, какие кошмарные трудности ждут меня впереди. Как найти того типа, который ей делал ремонт? А ведь он может оказаться в этом деле нужной ниточкой. Да что ниточкой — веревкой, морским канатом! А как мне выбраться из Варшавы? Как выйти на людей, с которыми она последнее время общалась?
— После вашего ухода кто-то у нее был, — сказал майор. — Согласен, эта одинокая чашка воспринимается странно. — Как вы считаете, кто мог к ней зайти? Ведь не обязательно убийца.
— Не имею понятия. Возможно, какой-то уважаемый ею человек — ради него она даже свечи зажгла. Или, наоборот, из тех, кто всегда в тягость. Про таких не знаешь, чем их занять, вот и ставишь от нечего делать свечу.
— Либо начинаешь кромсать ее на куски... Кто из ваших знакомых подходит к такой ситуации? Я быстро прикинула.
— Да считайте с полгорода. Чего-чего, а знакомыми Алицию судьба не обидела. Если надо, я, конечно, могу вычислить всех ее приятелей и знакомых, всех, кого она любила, но не вижу смысла. Для вас, по-моему, это плевое дело, а я даже не знаю их фамилий, не говоря уж об адресах.
— А как насчет тех, которые были ей в тягость?
— Тут я ничем помочь не могу.
— А разве у пани Хансен врагов не имелось?
— О врагах ничего не знаю. Вообще-то ее все любили. Редкой души человек, кому только не помогала...
— Допустим. Но не убил же ее кто-то просто с улицы, без всякой причины. Она не упоминала при вас, что кого-то боится?
До сих пор разговор с майором катился на удивление гладко. И вот наконец задан вопрос, прозвучавший сигналом тревоги.
— Говорила, что последнее время нервничает, но почему — не сказала.
Пришлось признаться, а что делать — все равно они обнаружат мою успокоительную микстуру. Кто поверит, чтобы человек пил такую гадость себе в удовольствие? А через фамилию врача на прописи выйдут на меня. Ну ничего, главное — быть начеку и не врать без надобности.
— И вы не расспрашивали? — удивился майор.
— Не особенно. Решила, что из-за свадьбы. Зря, конечно, я брякнула насчет свадьбы. Но не отмалчиваться же.
— Какой такой свадьбы?
— Ее собственной. Она собиралась замуж за одного... гм, человека... точнее, иностранца. Из Дании. Уже с год собиралась, да все что-то мешало. Кажется, каких-то бумаг не хватало. Она этим занималась, но так, с прохладцей. По-моему, сама еще не определилась, хочется ли ей замуж.
Все это я старалась выложить майору под видом светских сплетен. А он слушал и явно мотал на ус, что меня очень угнетало.
— А зачем вы ей сегодня звонили? По какому делу?
— Мы с ней договорились встретиться в «Европейском», если она наконец освободится. Вчера я ушла слишком неожиданно, а мы, знаете ли, не виделись целую вечность, я три недели как вернулась из-за границы.
Не успела я договорить, как поняла, что сболтнула лишнее. Они, конечно, и без меня узнают, но лучше позже, когда я приду в себя и продумаю тактику.
— Целую вечность — это сколько?
— Полгода.
— Вы пробыли за границей полгода? Вот и попалась.
— Нет, больше. Около года.
— А до того были вместе?
— Ну, какое-то время. Алиция уже там обосновалась, когда я приехала.
— Там — это где?
— В Копенгагене.
— А чем пани Алиция занималась в Копенгагене?
— Работала, естественно. И по случаю нашла себе жениха.
— А не было ли там у нее недоброжелателей? Ну как мне на этот раз выкручиваться?!
— Не знаю, — сказала я уклончиво. — Погодите, может, что вспомню.
Имею же я право, отвечая, задумываться. Скорей всего, ниточка тянется из Копенгагена. Что это был за тип, которого Алиция все время старалась там избегать? Стоп, я ведь именно там видела...
Мне вдруг вспомнилось, где я видела профиль человека, сидевшего в синем «опеле», и меня чуть удар не хватил. Вот ух вовремя осенило! Я представила его так явственно, как если бы это он сидел сейчас напротив меня. Боже милостивый, это он, тот самый!
Ну мыслимо ли, чтобы бредовая история, которая там со мной стряслась, имела отношение к Алиции? Неужели?.. Караул!!!
Наконец я обрела дар речи:
— Нет, ничего такого не знаю. Мы с нею доверяли друг другу без того, чтобы залезать человеку в душу. Алиция вполне могла иметь знакомства, о которых мне не известно.
— Ну хорошо, — сказал майор, помолчав. — Какие еще изменениями заметили в квартире пани Хансен?
— Видите ли, меня сбил с толку порошок, которым вы все обсыпали. Ну этот, для отпечатков пальцев. О свечах и подозрительной чашке я уже сказала, а еще мне кажется, что Алицию на диван положили. Сама она никогда в такой позе не спала — говорила, на спине ее мучают кошмары. Письменный стол мне тоже не нравится, с него вполне могло что-то пропасть. Вчера был больший порядок. Кстати, во сколько точно ее убили? Если, конечно, не секрет...
— Между часом и тремя ночи.
— И он смог в такое время войти? Ведь привратник на ночь подъезд закрывает!
— Мы все проверим. Больше ничего не добавите?
Я глубоко и совершенно непритворно задумалась, поскольку сама понимала, что из моих ответов каши не сваришь. Увы, на ум приходило как раз то, что надо было скрывать всеми силами.
— Сдаюсь, выдохлась. В голове хоть шаром покати.
— Тогда, чтобы совсем вас не уморить, на сегодня и закруглимся. Постарайтесь припомнить все, что может иметь отношение к этой истории — здесь и в Дании. Даже самые незначительные детали. Вдруг какая-нибудь окажется важной.
— Меня вызовут или самой явиться? — с облегчением спросила я, поднимаясь.
— Посмотрим. Наверняка вы мне еще понадобитесь, а если что вспомните, звоните сразу же. Прошу передать от меня привет пану прокурору.
— Вы знакомы с ним? — удивилась я. Майор слегка усмехнулся.
— Мы знаем друг друга еще с тех времен, когда он работал в следственном управлении. Даже как-то вели одно дело. Я очень его ценю.
— Спасибо, с удовольствием передам. «Только этого мне не хватало», — мрачно подумала я, стараясь на прощание придать лицу любезное выражение. Вряд ли у меня получилось, но уже на все было наплевать. Хотелось одного — поскорее скрыться с его глаз! Странно, что он допрашивал меня по верхам — не давил, не влезал в подробности, не задерживал. Ох, не к добру это!
* * *
— Позволь спросить, где тебя носило? — недовольно воззрился на меня Дьявол.
Только перешагнув родимый порог, я почувствовала, что смертельно, безнадежно устала. Даже ужас и отчаяние слегка притупились. Привалившись к двери, я смотрела на него с тоской: пытка еще не кончена, теперь вот и перед ним играй в прятки.
Дьявол... Ухе три года несла я этот свой крест — с тех пор, как связало нас приснопамятное убийство в моей конторе, злосчастный плод моего воображения, материализовавшийся в убийство взаправдашнее[2].
В тяжкой битве, с переменным успехом идущей между нами на интимном фронте, его укрепляла духом нечистая сила, ну а меня... меня уж и не знаю что. Может, милосердное провидение. Оно-то и остепенило меня, подвигло на жизнь праведную, что позволяло блюсти с Дьяволом чистосердечие и к вранью не прибегать. При моей врожденной, прямо-таки патологической откровенности это было мне даже на руку, но, увы, не позволило приобрести во всяких женских хитростях сноровку. Зато уж Дьявол имел возможность досконально ознакомиться с моей биографией... Н-да, может, зря я считала, что Провидение ко мне благосклонно?