Допустим, что вы — расторопный завмаг,
Людей вы товаром снабжаете.
При этом себе вы особенных благ.
Ни с чем не считаясь, желаете.
Допустим, что вы через заднюю дверь
Не раз совершали хищения.
Попробуйте как потребитель теперь
Взглянуть на свое поведение.
Понятно, что вы, справедливость любя.
Раздумывать долго не станете,
А очень решительно сами себя
Сейчас же к ответу притянете.
За это вам скажет спасибо страна,
И будут у вас почитатели.
Получит завмаг по заслугам сполна.
Получат товар покупатели.
Мы новую тему затронем сейчас.
Знакомую вам, разумеется.
Допустим, вы — строгий отец и у вас
Сьшок непослушный имеется.
Ему вы читаете длинную речь:
Порядку, мол, учимся с детства мы.
Поэтому книги ты должен беречь
И нечего зря электричество жечь.
Ты должен считаться со средствами!..
Теперь поменяйтесь местами с сынком.
Вы — сын, он — отец. Понимаете?
На службу к отцу вы проникли тайком,
И что же вы там замечаете?
Вы видите, что для отца кабинет,
Как дивный музей, обставляется.
Что тут для него невозможного нет.
Что средствами он не стесняется.
Картины. Чернильницы из янтаря.
Альбомов большое количество…
Сидит в кабинете папаша, и зря
Горит у него электричество.
Вы сыну давали полезный наказ,
Судить не наказ нам приходится,
А вас персонально, поскольку у вас
Дела со словами расходятся.
Итак, мы условились: мы — это вы!
Мы так сговорились заранее.
И не опасаясь досужей молвы,
Должны вам сказать на прощание:
Прочтя фельетон, мы находим, что он —
Явленье большого значения.
Что мы… то есть вы, написав фельетон.
Доставили нам наслаждение.
Прочтя фельетон ваш, мы видим, что в нем
Есть смысл и немало игривости.
Вот так поступайте всегда и во всем
Во имя простой справедливости.
Михаил Пришвин
ШОФЕРСКАЯ ЧЕСТЬ
Из шоферских рассказов
Была сильная февральская метель.
В Москве это было не очень заметно, но когда выехал я за город, то почесал у себя за ухом. Мало-помалу темнело, и чей-то явственный след на дороге стал пропадать. Зажег фары — след показался, но метель била в лоб, слепила в стекло, светлый кружок перед машиной лунел, и след пропадал. Через каждые пять минут я выходил, чистил стекла — и след показывался. Но пришла такая минута: я фары прочистил, а след вовсе не показался.
Я решил ехать до ближайшей деревни, выпустить там воду и заночевать. Потихоньку я двинулся вперед по белой целине без всякого следа и, может быть, как-нибудь и добрался бы, но случилась на пути горка, я пустил под горку чуть-чуть посмелей и заехал в канаву. Приложил я все усилия, чтобы выбраться, и оказалось: выбраться собственными силами никак невозможно. Сижу так час, сижу два. Мотор остыл, бензину в обрез, пришлось воду спустить: одеться не во что, начал замерзать. И уйти, бросить машину тоже нельзя: вез ценный товар. Метель же все хлещет и хлещет. Вдруг слышу голоса, люди, огоньки показались: курят — обоз.
Давно ли эти самые колхозники от одного моего гудка сыпались в разные стороны, давно ли я их из своей кабинки крестил своими именами? Теперь в метель как будто совсем другой народ идет. Суровые такие, молчаливые, в тулупах, засыпанные снегом, жалея лошадей, идут возле своих повозок. В метель через летящий снег все кажутся мне великанами. Окружили они мою машину, передний великан говорит:
— Ребята, вещь государственная, нехорошо бросать, надо помочь.
И выкатили машину из канавы, как деревянную игрушку. Передний великан осветил мне спичкой лицо и говорит:
— Э, парень, да у тебя никак уши побелели!
И принялся мне варежками уши тереть. Что тут было!
Держит великан в ручищах голову мою, как репу, не трет уши, а дерет их и приговаривает:
— Береги машинку, береги машинку, вещь государственная!
Надрал он мне уши, а я, конечно, и виду не подал, будто у меня и вправду они отмерзли. Только уж, когда сел в кабину, взялся за руль, проснулась во мне шоферская честь.
«Ладно, — думаю, — придет время, и что-нибудь против метелей измыслят».
Сергей Наровчатов
ПЕСНЯ ДЕВУШКИ
В разгаре весеннего ясного дня
Приходят два друга, влюбленных в меня,
И первый из них.
Из близких моих,
Говорит, поглядев за порог:
— Когда парню идет
Двадцать пятый год,
Он едет на Дальний Восток.
Объездил я весь белый свет.
Но лучше края нет:
Какой чудесный там народ,
Какая стройка там идет,
Какая там тайга,
И через всю тайгу течет
Могучая река!
В Дальневосточный славный край
Со мною вместе поезжай,
Нам счастье суждено.
Ведь этот край, ты так и знай, —
Серебряное дно!
В разгаре весеннего ясного дня
Приходят два друга, влюбленных в меня
И, помедлив, второй,
Чуть смутясь предо мной,
Говорит неожиданно вдруг:
— Когда парню идет
Двадцать пятый год.
Он едет на солнечный юг.
Объездил я весь белый свет.
Но лучше края нет:
Какой чудесный там народ.
Какая стройка там идет,
И нет страны теплей,
И счастлив тот, кто век живет
В Армении моей!
Тебя прошу я: в этот край
Со мною вместе поезжай.
Нам счастье суждено,
Ведь этот край, ты так и знай, —
Серебряное дно!
В разгаре весеннего ясного дня
Приходят два друга, влюбленных в меня,
Так с кем же в пути
Соглашусь я идти?
И друзьям говорю я, смеясь:
— Мне сегодня пробьет
Девятнадцатый год,
И я тоже в поход собралась.