И Зубатая крокозябра, у которой два передних зуба торчали наружу и мешали ей говорить, запела:
– А я люблю вызывать тошноту, – сказала Тошнучка.
– Любит она, – возразила Пятнистая. – Ты больше и не умеешь ничего!
– Если меня проглотить вместе с грязью, то сразу крика не будет – сразу будет изменение цвета! – гордо проговорила Тошнучка, не отвечая на выпад соседки.
– Что за изменение цвета такое?
– Ну, это когда сначала дети белеют, потом зеленеют, потом краснеют.
И Тошнучка затянула свою песенку:
– А, подумаешь, – махнула лапкой Лохматая.
– Тебе нечем думать, – огрызнулась Тошнучка. – И вообще, кто с тобой разговаривает, мутант!
– Кто мутант? Я мутант?!
– А у кого три глаза? У меня, что ли?
– А кто весь пятнами и щупальцами покрылся? Не ты, что ли?
Что тут началось! Лохматая кинулась вырывать из бесформенного тельца Тошнучки торчащие зелёные волоски, а Тошнучка клочками драла пышную шерсть Лохматой. Досталось и Пятнистой. Пролетая мимо неё, Тошнучка умудрилась плюнуть на беспечно сидящую крокозябру. Пятнистая сорвалась с места и закружилась вместе с дерущимися крокозябрами. Пучеглазая безучастно глядела на то, как лупасят её подружку Тошнучку, и, словно вспомнив что-то, мечтательно прорычала: «Да, с цветом это я знаю, с цветом – это прикольненько. Бледнеет, зеленеет, краснеет! А уж потом крики и слёзы».
Пучеглазая прокашлялась и запела:
Тошнучка не слышала слов своей подружки. Она последний раз ущипнула Лохматую и пихнула что было силы ногой.
Лохматая отлетела в сторону, злобно сверкнула глазами, но решила больше не нападать. Пятнистая тоже отступила, приглаживая свои ушки и лапки.
– Глупости всё это, – сказала, отдышавшись Лохматая, когда крокозябры расползлись, поглаживая свои бока. – Вот я, например, настоящая охотница!
– Чего?
– Охотница! – заорала в ухо Тошнучки Лохматая.
– Чего такое? – перепугалась Тошнучка.
– А, – махнула лапкой Лохматая. – Вот вы как в рот к детям попадаете?
– Когда пальцы грызут, – ответила Пучеглазая, – Как же ещё?
– А я тогда, когда пальцы облизывают! Вот ест, например, какой-нибудь мальчишка мороженое. А оно по пальцам течёт. Только он с пальцев растаявшее мороженое слизывать начнёт, я тут как тут! Раз – и во рту!
Лохматая вздохнула и запела:
Когда пение закончилось, заговорила Зубатая:
– А я зду, когда еду гьязными уками возьмёт, и узе с кусоськом этой еды в от попадаю.
– А я обычно не так. Когда дразнятся или свистят, пальцы в рот пихают. Вот этот момент я и ловлю! Жду, когда мне этот глупенький ребетёнок попадётся, – мечтательно пропела Пятнистая.
– Попадётся, – хмыкнула Лохматая.
– А ты сиди там, не разговаривай, – возмутилась Пятнистая.
– Это ты сиди! Враль! – сразу ответила Лохматая.
Пучеглазая и Тошнучка, которые опять уселись вместе в обнимку, обрадованно захлопали глазами.
– Ну, кто у нас на новенького? Что-то никто давно не дрался. Правда, пусик?
– Правда, мусик.
– В прошлый раз была ничья!
– Ну, кто кого?
Крокозябры наскочили друг на друга, выпятив грудь.
Три глаза Лохматой бешено вращались. Восемь лап Пятнистой крутились, как крылья мельницы.
– А я не буду с тобой драться! – вдруг пропищала Пятнистая крокозябра. – Я лучше песенку спою:
– Ой! – сморщилась Тошнучка. – Какой у тебя голос противный! Это что-то!
– А у тебя не противный? – ощетинилась Пятнистая и вновь начала размахивать своими щупальцами.
Но дальше сопения и мелькания дело не пошло, потому что случилось следующее…
Неожиданно потемнело. Крокозябры замерли. Всё замелькало вокруг. Крокозябр обдало водой. Они сжались и запищали. Тут в воздухе разлился чудесный сильный аромат.