— Ну ты даешь, старика-то не жаль? Над своим вон как трясешься.
— Да его уже считай что не было. Вася заходит, дверь открыта, а старик стоит посреди комнаты и с кем-то яростно спорит. На Васю — ноль внимания. Вася замялся, начал было комнату обследовать, пока не допетрил, что старик разговаривает сам с собой. А Васю, который перед его носом, — в упор не видит. Говорит, даже думал отвалить потихоньку — но приказ есть приказ. Черт его знает, помешательство бывает и временным, а в юности он такой был, бля, правдоискатель, что ты! Даже отмотал пятерку, так что ну его на хрен. И такой смешной момент — старик орет благим матом: «Мое последнее слово? Слушай. Я отказываюсь от гражданства Российской Федерации, так что и судить меня не за что».
— И что?
— Ну и все. Он даже выстрела не почувствовал, сказал: «Я не ваш» — и рухнул замертво.
— А жена?
— Все спокойно. Она не в курсах, а про ту девку узнала — возненавидела до конца жизни. Примет версию следствия с большим облегчением.
— Дочь?
— Она в Америку летит, со свекрухой, с сыном, отрезанный ломоть, отца никогда не простит и сделает все, чтоб ее сын забыл русский язык как кошмарный сон.
— Домработница?
— Не о чем волноваться. Она верит только государству, как и большинство жителей нашей необъятной родины, — он захихикал. — Подписку о неразглашении в интересах следствия с нее, само собой, взяли.
— Ну а главное-то, договор?
— А что договор, один экземпляр лежит у него на столе, подписанный, все чин чином, мой у меня, твой тоже пока у меня.
— Слухай, братан, а про самоубийство ты не поторопился? Ты ж его живым оставил.
— Что я, дебил? Вася контролировал ситуацию, но все пошло по плану.
— Он вроде такой… задиристый, живучий.
— До поры до времени все такие. У них это, кстати, наследственное. Деда тоже кокнули в свое время. Когда я в досье этого типа копался, оказалось, у его деда тоже была вторая жена — в Иране, чуешь? Его туда заслали почву зондировать, а он на телке погорел. Может, просто не нужен стал, кто теперь разберет.
— Кому фирму-то продадим?
— Лев Семеныч давно мечтает.
— Ну, лады.
Вдруг буквы перед глазами Иванываныча сделались крокозябрами, вся-вся газета, кроме этого короткого объявления. Потом вместо них стало белое поле, и над объявлением, облачившимся в траурную рамку, появилась надпись крупными буквами: «Это ложь. Трепещите, убийцы и воры, расплата близка».
— Блядь, что за херня? Эй, братан, ты смотришь в комп?
— Херня, да-а-а. Неужто Джек-потрошитель? Мы ж его с потрохами…
— «Мы» — это не мы, а ты, твой участок работы! Моя часть — без сучка без задоринки.
— Блядь, наебал малой! Не удивлюсь, если он все это говно мечет уже из какой-нибудь Эстонии.
— Ну ты придурок. Как же ты его отпустил? «Наш, наш» — вот те и наш. Твоя доля в «Утилитах» аннулируется, братан. Сам кумекай, так дела не делаются. Блин, у меня вообще все пропало, синий экран. Ну вот и скайп вырубился. Перезагрузка, ждем.
Раздался звонок по спецсвязи, не суливший ничего хорошего. Патрон даже не кричал, а вопил:
— У меня на всех мониторах написано знаешь что? — У Иванываныча как раз перезагрузился компьютер.
— «Есть Божий Суд, наперсники разврата! До скорой встречи. Незовибатько», — прочел он вслух со своего монитора.
— Вот именно.
— Но он же мертв, — дрожащим голосом пропищал Иванываныч.
— Вот именно, дурень.
2011
Два алфавита
У меня проблема: телефонная книга формата in octavio, или, как стали говорить под воздействием ксерокса, А5, состарилась. Знаю, знаю, что нельзя говорить «ксерокс», что это название фирмы, но другого слова нет. Тут уж и я вам возражу: я ведь знаю наперед все, что вы скажете. Как у Булгакова, когда Мастер выносит суждение о стихах Ивана Бездомного: «Вы же их не читали». — «Зато я читал другие». Так что хотя конкретно с вами я прежде не разговаривала — с другими есть опыт, все произносят вслух одно и то же. Вы собирались проворчать: «только у нас такое возможно, во всем бардак, даже в языке». Тут-то я вам и возражаю: нет, не только у нас, во французском слово «помойка» — poubelle — это имя мэра, который придумал урны для мусора. А «холодильник» во Франции так и остался названием фирмы, первой прокравшейся на рынок: Frigidaire.