— Ты, конечно, ушел из расположения до того, как началась атака. Но потерялся. Ты шел три дня, проклял все на свете, проклял себя многажды. Плакал и просил прощения. Когда ты увидел мой оазис, помнишь, что ты подумал?
— Я ничего не помню.
— Ты подумал не о том, что можно наконец-то напиться. Ты подумал, что в нем можно наконец-то утопиться. Я спас тебя. Я купил твое воспоминание об этом предательстве и вставил на его место новое. Дал тебе новую жизнь. Чистую, свежую. Без предательства.
— А чем я заплатил? Теми деньгами?
— Дурак, да? — сказал Кролик. — На кой черт мне твои деньги, придурок ты? Вон они лежат, у ивы. Ты их сам здесь оставил.
— Зачем ты забрал мои воспоминания о доме?
— Потому что мог, — сказал Кролик и принялся скакать вокруг ивы. Шестеренки звякали насмешливо. — Не понимаешь, почему, да? А ты подумай.
— И чем я заплатил?
— Ты платишь прямо сейчас, глупый, — сказал Кролик и стал хихикать, не переставая скакать вокруг ивы, позвякивая механизмами.
В его исполнении это звучало как звяк-звяк, треньк-треньк, пыщ. Пыщ — так звучит пар, выходящий из поршней. Кролик вошел в такой раж, что звяканье и звук выходящего пара слились в какофонию. Его металлическое хихиканье пронизало до костей. Я поежился, собрался с силами и усилием воли изгнал чувство пустоты, которое, казалось, стало размером с меня и даже гораздо больше меня.
Потом поднял дневник, стряхнул песок и положил его в вещмешок. Развернулся и пошел прочь.
— Деньги свои не хочешь забрать? — звякнул Кролик вслед.
— Они мне не нужны.
— Я для тебя приготовил веревку. На моем дереве есть неплохая ветка, она тебя выдержит.
— Нет, спасибо — сказал я.
От удивления Кролик замер.
— Я думал, ты повесишься, — сказал он обиженно. — Давай ты повесишься. Ну, пожалуйста. Тебе несложно, мне приятно. Или желаешь утопиться? Как тогда хотел? Ты же подлец. Ты же самая отвратительная тварь на свете. Ты предал свой большой дом и за это лишился малого. Ты предатель. Отступник. Что с тобой не так?
— Со мной все не так, — сказал я, не поворачиваясь. — Я предатель, отступник, я слабый человек. Из-за меня погибли тысячи людей. Я предал свой дом однажды, но больше этого не допущу. Я буду каяться, пока не подохну. Но ты, сука, к этому не будешь иметь никакого отношения. Пошел в задницу.
Оазис немного разросся. Кролик молчал, перестал звякать, пыхтеть и хихикать. Только удивленно покачивал механической головой, как маятником.
— Я подниму документы и выучу имена каждого из тех шести тысяч, и больше ничего не забуду. Оно со мной останется, не переживай. Еще я найду дом Ефима Лестера с кленом во дворе, мир его праху, и на этот раз все сделаю правильно. Только это уже не твое дело. Каждый заслуживает второй шанс, даже лишенные благодати. Но я не буду предавать еще раз. Сам топись в своем пруду, — сказал я.
Кролик продолжал молчать. Пока я говорил, начался ветер, и его немного замело песком, над дугами глазниц образовались песчаные холмики, похожие на брови. От этого Кролик выглядел слегка обиженным. Кажется, прислушивался, как шумит пустынный ветер.
— Теперь ты прощен, — сказал он.
