В дверь постучали, и в кабинет вошла Инга, начальник отдела тестировщиков.
– Извините, Давид Анатольевич! К вам можно?
– Да, конечно. Проходите. У вас вопрос? По совещанию?
– Нет, но можно сказать, корпоративный…
Инга с неискренним смущением улыбнулась и присела на стул возле стола. Давид заметил ее продуманный женственный наряд. Вообще у Инги была нестандартная внешность, хотя и не в его вкусе. Она напоминала компьютерную модель девушки из какой-нибудь стрелялки. Стройная, ноги даже слишком худые в икрах. Совершенно нереальное лицо с резко подчеркнутыми скулами и большими миндалевидными, немного на выкате, глазами. Светлые волосы затянуты в высокий тугой хвост. Настоящий компьютерный вамп.
– Давид Анатольевич, как вы знаете, у нас нет ПР-службы. Я на общественных началах этим как бы занимаюсь… А скоро у нашей компании круглая дата… Надо что-то решать. Как мы это отмечаем? Отмечаем ли вообще? Коллектив интересуется. Мы же можем позволить себе небольшой корпоратив? Хочется чего-нибудь нестандартного… Не просто пьянку. Надо подумать… Я хотела бы отвлечь на этот вопрос ваше внимание. Можем как-нибудь это обсудить?
– Даже не знаю. На этой неделе, да и возможно на следующей, я занят. Вы же знаете, что у нас жесткие сроки по новому проекту?
– Мы можем поговорить об этом в нерабочее время…
– Я не люблю заниматься работой в нерабочее время…
– Ну это как бы не совсем рабочий вопрос. Да и вообще, мне кажется, мы можем многое обсудить…
– Давайте не забегать вперед. В ближайшие дни мы ничего обсудить не сможем. До юбилея еще есть время, больше месяца. На той неделе посмотрим!
Инга улыбнулась и вышла из кабинета. Давид невольно посмотрел ей вслед. «Интересно, почему она до сих пор никого не подцепила в нашей мужской компании? А может у нее уже есть какой-нибудь гуманитарий? Мне-то что?»
Всю неделю Давид занимался только производственными вопросами. Он даже не виделся с Машей. Они иногда созванивались, Маша была погружена в размышления о новой работе, но Давид не мог дать ей совет. Это был чужой и чуждый для него глянцевый мир. Во время одного из созвонов Маша сказала:
– Дорогой, запиши телефон. Это историк, как ты просил. Алексей Колесников, говорят, довольно известный в узких кругах. И специализируется, как ты просил, на России начала девятнадцатого века. Мне сказали, что он большой спец по эпохе Павла.
– Маша, ты – супер! Спасибо! С меня Турандот или какой-нибудь Новиков. Но позже… Сильная запара.
– Окей! Ловлю на слове. Освобождайся поскорее, а то мне придется завести говорящее домашнее животное…
Глава 9
В субботу днем Давид снова приехал к Виктору.
– Ну, что, в какое время ты хочешь попасть?
– Наверное где-то минут за тридцать до того, как вышел оттуда. Тоже часа на три. Как раз до ночи. Попробую разобраться и познакомиться с местными. Кто и что…
– Окей.
Когда все было готово, Давид на секунду погрузился в темноту. Когда он снова увидел что-то, это была все та же зала с камином, а вокруг него толпились мужчины в париках. Тот, который стоял ближе всего к нему, со странными, очень светлыми рыбьими глазами, пристально глядя на него, произнес с ласковой улыбкой:
– Светлейший князь, вы зря не принимаете наше предложение вступить в Великую Ложу Севера. Там всегда рады братьям по духу.
– Ну что вы, сударь, я не отказываюсь. Я – за! Давайте обсудим… Я готов. Идеи ложи мне очень близки!
– Что ж, князь, предлагаю встретиться на днях и обсудим это дело. Например, двадцатого дня? Вы можете приехать к нам?
– Сударь, с превеликим удовольствием! Однако я сегодня нездоров, голова болит. Вас не затруднит напомнить адрес?
Рыбий глаз сверкнул веселым огоньком, мужик положил руку в перстнях на плечо Давида-Зубова и произнес:
– Любезный князь, это известный вам особняк графа Старожинского. Приезжайте ко мне по обеду. Если будете в Петербурге…
– Простите, что вы имеете в виду?
– Ну как же… Вдруг вас увлекут в вояж…
– Нет, не планирую. Ну что ж, мы с вами условились.
Давид еще раз услышал возмущенные выступления собравшихся и речь Палена. Мужчины постоянно подливали себе шампанское и скоро общество было откровенно пьяным. «Да, бухают они покруче моих современников». Давид постарался придать своему чужому лицу значительность и серьезно произнес: