В очередной попытке (разумеется, напрасной) ее развеселить Альби отвечает: «С острова Сент-Томас». Как будто у нее еще есть место для веселья (судя по всему — нет). По крайней мере, его не видно.
— Я имела в виду у нас. Где она стояла?
— Не знаю, — говорит Альби. — Была в застекленном шкафчике.
— В каком шкафчике?
— В том, где все остальные кофейные кружки.
— А она у нас давно?
— Не знаю. — Альби хороший человек, но он не святой. Раздражается, как любой другой на его месте. — Это всего лишь кружка. Какая разница?
«Это всего лишь кружка. Какая разница?» Не обязательно отвечать на вопрос, являющийся риторическим, но следует отметить, что для него есть разница, в той же мере, в какой его кофейная кружка является именно его кружкой. Альбина кофейная кружка подарена ему женой на День святого Валентина; подарена так давно, что нарисованные на ней ярко-красные сердечки превратились в бледно-розовые, и все равно он вечно разыскивает ее по всей кухне: «Где моя кофейная кружка? Ты не видела мою кофейную кружку?» Когда Банни в очередной раз вытаскивала ее из посудомоечной машины, Альби испытывал явное облегчение, как будто это какой-то важный документ или что-то представляющее огромную ценность, которой он, казалось, лишился. Альби не претит сентиментальность, если она искренняя.
У него, конечно, свои тараканы. А у кого их нет?
У Банни была собственная кофейная кружка, ее и больше ничья. Персональная кружка с именем владелицы. Полевые цветы на полностью черном фоне, за исключением белого прямоугольника, на котором каллиграфическим почерком красной глазурью было выведено Франсин.
Кружка с надписью Франсин была подарена ей на день рождения подругой Стеллой. На приложенной к кружке открытке она написала: «Моей дисФАНкциональной подруге». Стелла подарила ей кружку с открыткой восемь, а то и девять лет назад. Может, даже больше. Как-то раз, в августе, кружка разбилась. Прошедшим летом в августе она разбилась.
Понять по лицу Банни, о чем она думает, все равно что пытаться понять, о чем думает салфетка.
— Дон, — говорит Банни, — Это Дон.
— Что значит «Дон»? При чем тут она? — спрашивает Альби. Дон — так зовут сестру Банни. Младшую.
— Они ездят в места типа этого, где есть песок, — отвечает Банни. — На семейные курорты, — поясняет она.
Банни не помнит, сколько было времени шесть секунд назад, что она вчера ела на обед, значение слова «парашют», в чем разница между сравнением и метафорой, про годовщину собственной свадьбы, в каком году она закончила среднюю школу, сколько ей было лет, когда умер отец, кто написал «О времени и о реке», название обожаемого ею романа Мартина Эмиса, однако каким-то образом умудрилась вспомнить, что кружку с острова Сент-Томас подарила ей именно Дон. У Дон с мужем двое детей, мальчик и девочка. Муж владеет небольшой компанией, занимающейся поставками хирургических принадлежностей. Для Банни это просто подарок, и она вечно вставляет: «Супруг моей сестры торгует медицинскими суднами».
— Эту кружку подарила мне Дон, — произносит Банни.
— Мокко Ява по-французски, — говорит в ответ Альби.
Подарки и дарители
Произошло это, в общем-то, недавно, хотя дети Дон были еще достаточно малы и потому радовались семейным отпускам. В миниатюрном аэропорту Сент-Томаса ее вдруг как дубиной по голове ударила мысль: она не забыла, как и никогда не забывала, купить подарок для Николь, но совершенно забыла, как это иногда с ней случалось и ранее, купить подарок для Банни.
— Да пошла Банни на хрен, — сказал на это ее супруг.
— Банни на хрен, Банни на хрен, — откликнулись речитативом их детишки, раскачиваясь в креслах так, будто в этом «Банни на хрен» скрывался ритм, которому невозможно было сопротивляться.
Подарок, купленный для Николь и выбранный из уважения к ее трепетному отношению к планете Земля, представлял собой браслет, изготовленный из превращенных морем в гальку стеклянных осколков. Скорее всего, ни Дон, ни Николь не знали, что эта галька — побочный результат привычки людей мусорить. Еще Дон купила сережки, тоже из стеклянной гальки, для жены Николь и плоского морского ежа — для их сынишки, который сильно расстроился оттого, что это не печенье, и это было совершенно неудивительно, поскольку за все свои к тому моменту четыре года он лишь два раза ел печенье, оба раза на днях рождения, причем не своих. На его днях рождения дети получали чипсы из питы и пюре из нута, что вызывало у Банни всплеск жалости к маленькому мальчику. Николь — преданная мать, но она в не меньшей степени предана дурацкой идее, будто все, что получено из почвы или взято у моря, хорошо для здоровья и полно питательных веществ. Николь с удовольствием пила бы и смузи из болиголова, главное, чтобы он был выращен с применением только органических удобрений.