— Я не хочу иметь детей, — сказала Банни.
— Это вы сейчас так говорите; подождите, пока не появятся свои.
— Я не хочу иметь детей, — повторила Банни, однако некоторые люди так легко не отстают.
— Вы передумаете, — сказала женщина. — И сами поймете. Это будет лучшее из того, что вы когда-либо сделали.
— Позвольте мне кое о чем спросить, — Банни рылась в сумочке в поисках сигарет. — Если бы я сказала, что не хочу иметь собаку, убеждали бы вы меня, невзирая на это, ее завести?
В ответ мать этих двоих маленьких засранцев заявила:
— Вы не имеете права здесь курить.
В последнее время Альби приходит в голову, что, возможно, это ему следует извиняться перед Рейчел и Келли за вспышки раздражения у Банни. Рокки бьет ногой или кидает чем-то в их общую стену. Звук выходит тихим, но четким, и он отражается.
— Мое маленькое эхо, — говорит Банни.
Смеяться или лучше не стоит? Альби пока выжидает.
Нужно же с чего-то начать
Надо сказать, что, когда Банни было тридцать с хвостиком, ею вроде бы неожиданно, словно лихорадка, овладела неудержимая потребность баюкать в руках малыша. «Не хочу ребенка», — Банни была непреклонна, и это не было просто упрямством, в отношении которого ее мать употребляла поговорку: «Назло бабке отморожу уши». Ей нравилась ее жизнь такой, какой она была, не нравились малыши, а интерес к детям постарше она довольно быстро теряла. И вот на тебе, Банни торчит перед витриной детского магазина «Пинат Баттер энд Джейн», млея при виде малюсеньких кед «Конверс Олл Стар» и розовых комбинезончиков, которые пришлись бы впору кошке.
— Тебе велит размножаться биологический императив, — объяснил ей Альби. — Гены требуют самовыражения.
К детям Альби особых чувств не питал, что можно было воспринимать как проявление противоречивости его натуры, учитывая, насколько ему когда-то хотелось иметь сестренку и чтобы семья состояла из четырех-пяти человек. И он стал бы хорошим и любящим отцом, однако Банни, которая так часто вела себя с восхитительной детской непосредственностью, например разглядывала, вытаращив глаза, бабочку или изображала, что сражена наповал при звуке выпускаемых газов, и которая нуждалась в нем, но без навязчивости, доставляла ему практически отцовскую радость. Когда же она вела себя не с детской непосредственностью, а просто как ребенок, как чертов маленький паршивец, она этим давала все основания отказаться от мысли завести детей. К тому же, как и Банни, Альби не стремился взваливать на себя лишнюю ответственность и не имел особого желания что-то существенно менять в своей жизни. Ему нравилась его жизнь такой, какой она была.
— Ну и как же мне утихомирить свои гены?
Альби предложил завести домашнее животное.
Это был сиамский котенок с заломом хвоста, косоглазый последыш, никому не нужный, кроме Банни и, конечно, Альби. Им она была нужна. Они назвали ее, своего ангелочка, Анджелой. «Анджела, моя малышка», — говорила Банни. Называла кошечку «моя пушистая малышка», держала на руках и баюкала.
По ночам Анджела спала, прильнув к Банни, положив голову ей на плечо, как на подушку, а Банни смотрела на нее, и ее мир становился мягче. Вот как оно было, и не о чем тут спорить. Котенок, может, и не маленький ребенок, но любовь есть любовь. Банни любила эту кошку по-особенному, как она никогда не любила раньше, и кому об этом судить?
Каждый, кто разбирается в кошках, знает, какими они бывают в отношении еды: привередливыми, капризными, испорченными; кот скорее будет сидеть голодным, чем станет есть то, что он неожиданно и по непонятной причине посчитает помоями, непригодными даже для собаки. Анджела не была исключением. Ни с того ни с сего начинала воротить свой драгоценный розовый носик от «Стружки тунца», заставляя Банни лихорадочно открывать «Говяжьи кусочки в подливке», и иногда лишь в третьей-четвертой банке оказывалось то, что кошка соглашалась есть. Альби регулярно приносил в дом то филе копченого лосося, то курицу гриль; он мелко их нарезал и давал с руки по кусочку, как будто это не лосось или курятина, а виноград.
И так год за годом жила счастливейшая из семей: Альби, Банни и их вечная малышка Анджела.
Как и всегда по утрам, Банни сварила кофе в кофейнике и открыла банку «Тушеных морепродуктов», которые киска неизменно поедала с наибольшим удовольствием. По крайней мере, раньше поедала.
— Индийские кошки глотку перегрызут за «Тушеные морепродукты», — сказала Банни и открыла «Пир Ближнего Востока». Однако маленькой зануде не хотелось ни «Пира Ближнего Востока», ни утиного фарша; в тот вечер Анджела отказалась даже от курицы гриль, которую Альби принес из «Д’Агостино». На это он заметил: