Банни[1]
Смешной кролик Банни
Кролик Багз Банни
Кроличек Банни
Крольчоночек Банни
Пасхальный кролик
Трахается как кролик
Кролик Банни-Банни Панкинхед
Путешествие на Планету кроликов
Банни-плейбой
Банни-горнолыжница
Банни-пляжница
Банни-придурок
Банни — хлопья пыли
Банни-энерджайзер
Рок-группа «Echo and the Bunnymen»
Исчезнувшая Банни Лейк
Прыжок «банни-хоп» на велосипеде
Пушистый Банни
Банни
С чего начать?
31 декабря 2008 года. Куда уж без этих бумажных колпаков. Кроме них, в новогоднюю ночь Банни вымораживает фальшивое оживление, обязанность веселиться и еще песня, напоминающая ту, что распевают в детских летних лагерях. Не «Камбайю»[2], а другую летнюю песню, нерелигиозную, когда все берутся за руки и, в такт раскачиваясь, поют: «Друзья, друзья, всегда дружить мы будем». Новогодняя песня не имеет к той песне отношения, однако и во время ее исполнения нужно браться за руки и раскачиваться в такт, и в ней тоже с избыточной сентиментальностью идеализируется дружба, вызывая ассоциации с гротескно крошечными цыплятами, выкрашенными в розовый цвет специально для Пасхи. Ее приводит в недоумение этот преувеличенный энтузиазм по поводу безостановочного движения времени, крики и объятия под бой часов, как и судорожная радость оттого, что все еще немного приблизились к старости и смерти, как будто старость и смерть — нечто, что ты стремишься выиграть, как в беге парами, когда нога одного бегуна связана с ногой другого, или в телешоу «Американский идол»[3]. Банни знает лишь один способ не сорваться в новогоднюю ночь — запереться в ванной и дожидаться, пока бурное веселье не угаснет, словно разлетающиеся от огненного колеса серебристые искры.
Впрочем, время еще есть.
Все еще утро, и хотя глаза у Банни закрыты, она могла бы, даже их не открывая, сказать, что Альби стоит у дивана возле ее ног и смотрит на нее и что на нем синие джинсы, выцветшие от носки, именно от носки, а не обесцвеченные или специально вытертые, причем обязательно «Ливайс 505», а также голубая «оксфордская» рубашка с пуговицами на воротнике — одна из тех «оксфордских» рубашек фирмы «Брукс Бразерс», которые он носит с тех пор, как ему стукнуло двенадцать. Тридцать три года носит он рубашки одной и той же фирмы, одного и того же фасона, хотя и с некоторыми различиями в цвете. Если белый цвет считать цветом. На ногах — резиновые пляжные тапки. Не домашние шлепанцы, а резиновые тапки с двумя перекрещивающимися широкими полосами, которые обычно носят на пляже тощие старички в клетчатых плавках, с животами идеально круглой формы, выпирающими так, будто их обладатели целиком проглотили дыню, подобно тому как змея проглатывает целиком мышь, после чего ее очертания четко видны до тех пор, пока змея ее не переварит. Когда питон проглатывает аллигатора или человека, как, например, того четырнадцатилетнего индонезийского мальчика, очертания пищи четко просматриваются в течение дней и даже недель. Это одна из тех вещей, которые Банни предпочла бы не знать и которые при этом сложно забыть. Даже теперь, много чего забывая, она держит в голове, что, если анаконда сожрет твою собаку, очертания твоей собаки будут видны еще очень долго. Хотя живот у Альби вовсе не выпирает как дыня, брюшко у него все же наметилось, всего лишь наметилось, но, в сочетании с резиновыми тапками, этого достаточно, чтобы Банни расстраивалась. Впрочем, а от чего она не расстраивается? Прекрасно зная, что, открыв глаза, увидит, что ее муж одет именно так, как она предполагала, Банни на миг, краткий, как фотовспышка, возненавидит его и за эту предсказуемость, и за безнадежную непреложность не требующего никаких усилий прочного брака, что, впрочем, представляется крупным разочарованием, только если остановиться и как следует об этом поразмыслить, уделив данному вопросу больше внимания (как в случае с резиновыми тапками), чем он того заслуживает.
— Я не сплю, — сказала Банни.
Чтобы сесть возле нее, Альби приходится обойти одну из пяти или шести возвышающихся на полу стопок книг. Книги сложены бессистемно, точно так же, как беспорядочно расставленные книги на тянущихся от пола до потолка книжных полках. Его книги. Ее книги. Книги, которые она читает, в противовес ее книгам, написанным ею самой. Книгам, множество нераспроданных экземпляров которых лежит в коробках и, как и положено призракам, упрятанными под кровать.
Альби книг не пишет. Он публикует заметки и научные статьи в таких журналах, как «Экология животных» и «Журнал естествознания», однако для него удовольствие, получаемое от работы, никак не зависит от общественного признания. Он чертовски уравновешен. Его книги, то есть те, которые он читает, представляют собой эклектичную и, если не знать Альби, кажущуюся дикой смесь. Помимо зоологии и смежных с нею областей, его интересуют картография, теория игр, история филателии, древнегреческая поэзия, фокусы и прочая «суперботанская» тематика, хотя, если исключить резиновые тапки, Альби вовсе не является, так сказать, «суперботаном». Не был он таким и в подростковом-то возрасте, может, потому, что ходил в Стуйвесантскую среднюю школу[4], где всех умников считают чокнутыми.
2
«Kumbaya» (от «Come By Here» — «Приходите сюда») — старинная духовная песня американцев африканского происхождения.
4
Престижная средняя школа в Нью-Йорке (Stuyvesant High School), основанная в 1904 г. Среди ее выпускников несколько нобелевских лауреатов.