Выкурит еще одну сигарету, и тоже до самого фильтра. Рядом с пепельницей — канцелярский нож, и, не дав себе передумать, полоснет сперва по одному запястью, потом по другому. Тут же пожалеет, что не выкурила еще одну сигарету, но для наверстывания упущенного будет слишком поздно. Станет наблюдать, как жизнь ее вытекает вместе с кровью из запястий в теплую воду, и, как будто кровь — пищевой краситель, а обескровливание — научный эксперимент в начальной школе, вода в ванне порозовеет и остынет, и Банни, поскольку она больше не в состоянии контролировать происходящее, не сможет помешать Джеффри открыть дверь ванной комнаты лапой, как он всегда делает, когда Банни в ней находится. Джеффри не любит, когда его оставляют одного. Банни живо рисует себе, как она покидает этот мир, а может, уже покинула, и тут глупый милый Джеффри открывает лапой дверь. Вместо того чтобы, как обычно, лакать воду из унитаза, видимо считая себя львом, пьющим холодную воду из озера Танганьика, Джеффри в воображении Банни лакает розовую воду из ванны.
На этом суицидальные мысли Банни заканчиваются. Представить себе, как ее кот, понятия не имеющий, что она мертва, лакает из ванны розовую от ее крови воду, для нее почти смерти подобно.
Ланч
К двери скотчем прилеплена картонная табличка с надписью от руки: «Мы будем закрыты с 17.00 31/12 и откроемся вновь 2 января». Кафе «Крайне левый угол» (это название указывает на его местоположение, а не на чьи-то политические симпатии) специализируется на супах и сэндвичах; с точки зрения празднования Нового года — не самое популярное заведение, однако сейчас, днем, все столы заняты. Альби в поисках Мюриэл сканирует взглядом зал. Ее посадили в дальней его части, рядом с туалетом. Пока Альби к ней пробирается, Мюриэл встает, чтобы с ним поздороваться, заложив локон волос за ухо. Волосы у нее до плеч. Густые, блестящие, пепельно-каштановые, начинающие седеть на висках. Мюриэл из Англии, да она и выглядит как англичанка, как женщина, у которой имеется сад, в котором она выращивает побеждающие на специальных конкурсах гладиолусы. Высокая, широкая в кости, крепкая. Венера Милосская, но с руками. Привлекательная женщина, разве что есть в ней что-то лошадиное. Кожа — безупречная, бело-розовая, как внутренняя поверхность морской раковины. Единственная косметика, которой она пользуется, — тушь, акцентирующая внимание на цвете ее глаз, светло-синем, как стеклянная морская галька. Альби берет ее за руки. Сильные, почти мужские, руки, только ногти зачем-то окрашены в нелепый вишнево-красный цвет. В знак приветствия Альби и Мюриэл целуются. Платоническим поцелуем, хотя и длящимся немного дольше, чем можно ожидать от поцелуя друзей.
Когда они отрываются друг от друга, Мюриэл по-птичьи, как попугай, вскидывает голову и, тоже как попугай, причем британский, говорит: «Привет, любимый». Это у них такая шутка; одна из тех шуток, которые могут казаться хоть немного смешными лишь их участникам. Только после того как они сели, Альби замечает слабую вонь, доносящуюся из туалета, а также квадраты растоптанной туалетной бумаги, ведущей, словно просыпанные хлебные крошки, из туалета к их столу и обрывающейся сразу за ним. Если что-то и можно почерпнуть из этого местоположения, так это чувство меры у Мюриэл. Работая этнографом-культурологом, она видела разное: детей с отрубленными руками, массовые болезни и голод, забитых просто так, со злости, слонов — в общем, всякое такое, что не позволяет придавать слишком большое значение соседству стола с туалетом. Когда Мюриэл говорит: «Это был единственный незанятый стол. Ты как, не против?», Альби чуть не задыхается от нежности к ней, какая она разумная, рациональная, не сумасшедшая.
— Хорошо выглядишь, — говорит он, а Мюриэл отвечает:
— А ты нет. Выглядишь ужасно.
— И наполовину не так паршиво, как мое настроение.
— Могу я поинтересоваться?
Альби в состоянии лишь помотать головой.
— Так плохо?
— Хуже, — отвечает Альби. Они еще не ознакомились с меню, но официантка уже здесь, возле стола. Блокнот открыт, ручка наготове. Альби заказывает то, что заказывал, когда был здесь в прошлый раз, то, что заказывает каждый раз, когда бывает здесь, а именно сэндвич с авокадо и помидорами на тосте из черного хлеба, и чтобы побольше майонеза. Мюриэл спрашивает насчет супа дня, и им оказывается суп из чечевицы. «Мой любимый», — говорит Мюриэл, как будто в том, что чечевичный суп стал супом дня, есть заслуга официантки.