Реакция Альби на покупку шредера была такой: «Ха-ха, очень смешно».
Банни могла бы вернуть его в «Стейплс», чтобы обменять на шариковые ручки и скотч, но не стала себя утруждать. Просто поставила шредер в кладовку и более-менее про него забыла.
Сейчас, как во сне, без видимой цели и в то же время целеустремленно, словно призрак на задании, Банни несет шредер в комнатушку, служащую ей кабинетом. Как-то раз Банни и Альби смотрели по телевизору документальный фильм, в котором рассказывалось про человека, проснувшегося оттого, что по лобовому стеклу его автомобиля, который он припарковал перед пожарным гидрантом, стучит полицейский. Пожарный гидрант находился почти в ста милях от его дома. Этот человек проехал почти сто миль и припарковался в состоянии глубокого сна. Банни не могла в это поверить.
— Во сне, — изумлялась она. — Человек выполнил параллельную парковку. Во сне.
Альби, выросшего в городе и потому водить никогда не учившегося, это достижение впечатлило меньше, чем Банни. Он сказал что-то такое про загадку, которую представляет собой человеческий мозг, про то, как мало в нем разбираются, и про то, какой это последний рубеж физиологии.
— Ты не врубаешься, — отреагировала Банни. — Мало кто в состоянии параллельно припарковаться, даже когда НЕ спит.
Баннин кабинет ненамного больше холодильника. Впрочем, он, хоть и тесноват, вместил в себя видавший виды учительский письменный стол из массива дуба, с выдвижными ящиками по сторонам, вращающееся кресло, шкаф для бумаг с четырьмя выдвижными ящиками и узкий книжный шкаф. Над столом прикреплена пробковая доска для напоминалок. Как и у холодильника, у кабинета нет окон. Этот кабинет устраивает Банни, вернее, вполне ее устраивал, пока пять или шесть месяцев назад она не начала обходить его стороной, как будто его огородили колючей проволокой, да еще под током.
Если не считать дополнительных слоев пыли, Баннин кабинет, с тех пор как она последний раз в него заходила, ничуть не изменился. Точно такой же хаос. Стол по-прежнему укрыт толстым ковром из бумаг, раскинувшимся от одного его края до другого. Банковские выписки; вырванная из журналов реклама, в основном косметических товаров и кремов для кожи, которые она намеревалась купить, но так и не купила; написанные от руки инструкции и указания; накорябанные на задниках конвертов телефонные номера; мятая обертка от сникерса; беглые и оставленные на потом заметки, набросанные на бумагу мысли, наблюдения и фрагменты подслушанных разговоров, списки дел на день. Посреди всего этого развала, будто белый кит, высится Баннин компьютер. Клавиатуры, однако, нигде не видно. На полу лежат раскрытые ножницы, рядом с ними — лакированная туфля на десятисантиметровом каблуке. Кроме того, валяются пустые сигаретные пачки, грязная пепельница, несколько проволочных плечиков для одежды и словарь (открытый). Со спинки стула свисают четыре футболки и лифчик.
Чтобы подключить к розетке шредер, потребуется отключить либо компьютер, либо принтер. Банни не смотрит, какой из штепселей она вытаскивает, потому что какая разница? Аналогично тому, как из чаши с сотней лотерейных билетов наугад достают один, Банни выуживает первый попавшийся лист бумаги из массы других лежащих на ее столе листов. Шредер подобен акуле — молниеносный и беспощадный. Банковская выписка превращается в узкие ленточки. Та же участь постигает выписку по карте «Виза»; приглашение на «Вечеринку для будущей мамы»; листовку с просьбой о пожертвовании на борьбу с онкологическими заболеваниями с приколотой к ней розовой ленточкой «на Вашу блузку»; почтовую открытку от дантиста с напоминанием о том, что Банни пора на чистку зубов; призыв от Общества защиты животных с приложенными к нему в подарок наклейками с обратным адресом, а также бланк для возобновления членства Банни в Американском ПЕН-клубе.
Банни выдвигает верхний ящик шкафа для бумаг и без колебаний и пауз уничтожает копии и оригиналы рецензий на ее книги, а также ее интервью, опубликованные в основном в газетах и журналах, читатели которых не читают книг, а также в малоизвестных специализированных журналах, у которых подписчиков человек восемь, пусть и читающих книги. Когда пластмассовое ведро переполнено и полоски бумаги начинают вылезать за его края, Банни идет на кухню за новыми мешками для мусора. В шкафчике под раковиной имеется открытая коробка с мешками, и еще три коробки лежат нераспечатанными.
Контракты, которые она никогда не читала, отчеты о выплате авторских гонораров, недоступные ее пониманию, за исключением того обстоятельства, что все они заканчиваются отрицательными цифрами, — все это превращается в конфетти, и Банни переходит к папке с надписью ФОТОГРАФИИ АВТОРА. На всех этих фотографиях Банни широко улыбается. Снимки, охватывающие период в два десятилетия и четыре книги. Пять книг, если включить в список последнюю, но Банни этого не делает. Она кладет свои черно-белые, восемь на десять дюймов головные портреты в шредер. Улыбка была ошибкой. Ей ни в коем случае не следовало улыбаться.