Выбрать главу

Бог знает сколько она так проспала, но когда просыпается, то видит Джоша, сидящего напротив нее на стуле. Он читает «Атлантик»[44] четырнадцатимесячной давности.

— Ты пропустила обед, — говорит Джош.

Банни выравнивается в кресле и спрашивает:

— Который час?

— Не знаю, — отвечает Джош. — Я отложил для тебя сэндвич. С арахисовым маслом. — Он протягивает ей свой дар в виде сэндвича и извиняется, что хлеб успел немного зачерстветь.

Банни кладет сэндвич на стоящий рядом стул.

— Ты хороший человек, — говорит она Джошу, — ты не заслуживаешь этого.

— Никто из нас не заслуживает этого, — говорит Джош, но Банни не соглашается:

— Я заслуживаю. Не знаю, что я такого сделала, но, должно быть, нечто ужасное. Я не нравлюсь людям.

— Мне ты нравишься, — отвечает ей Джош, не застенчиво и без намека на флирт, просто констатируя факт, и это наполняет ее благодарностью; благодарностью, которая вырывается наружу без предупреждения, даже голос не успел дрогнуть, в виде бурного потока слез, словно Банни — это фонтан с нескончаемыми струями воды. Он жаждет дотронуться до нее, утешить ее, как он сам жаждет, как все они жаждут утешения, но даже если бы это было РАЗРЕШЕНО, он бы не решился. В его воображении обнять ее было бы равносильно тому, что случается, когда только что умиравший от голода человек набрасывается на еду и желудок его не выдерживает. И все же умереть от переедания намного лучше, чем умереть от отсутствия пищи, хотя бы кусочка хлеба. Он смотрит, как Банни плачет. Ему хочется, чтобы она съела сэндвич с арахисовым маслом.

Склонность к меланхолии часто бывает наследственной. Зимними месяцами Джош приходил домой с баскетбольной тренировки после школьных занятий, а его мать сидела в темноте в гостиной. Он включал лампу. Отсветы одной-единственной лампы в темной комнате делали картину совсем печальной, и Джош целовал мать в щеку. Она всегда была апатичной. И всегда говорила: «Ты хороший мальчик». А он всегда готовил вечернюю трапезу. Так его мать называла ужин. Не ужин, а вечерняя трапеза. Консервированный суп с крекерами и сыром, спагетти и яичница-болтунья; и вот вдвоем они «трапезничали». Потом он шел к себе в комнату и плакал. У него была собака, и она вылизывала ему насухо лицо. Если бы в больнице была собака, она бы вылизала насухо лицо Банни, затем съела бы «сидящий» на стуле сэндвич с арахисовым маслом.

Однако никакой собаки здесь нет.

— Андреа права насчет тразодона, — произносит Джош. — Скажи Элле, чтобы больше тебе его не давала.

Банни кивает, а потом спрашивает:

— Ты боишься этого?

Джош может только догадываться, что именно Банни имеет в виду под словами «боишься этого» и чего именно, по ее мнению, он должен бояться, а впрочем, какая разница.

— Да, — отвечает он.

Берет со стола сэндвич и протягивает его Банни.

— Тебе нужно что-нибудь съесть.

Банни берет сэндвич, но вместо того, чтобы его надкусить, отламывает корочку и изучает ее, как будто опасаясь, что там есть что-то еще. Плесень или яд. Более-менее убедившись, что она вполне съедобна, заталкивает корочку себе в рот, словно там уже не осталось места.

Вещи, которые стоит знать

Они хоть и опаздывают на обед, в столовую не спешат.

Поскольку они идут бок о бок и Джош к тому же очень высок, Банни не видно его лица, и она этому только рада. Ей не хочется видеть его лицо в тот момент, когда она говорит:

— Спрашивая тебя, боишься ли ты, я имела в виду ЭСТ. Ты боишься, что что-нибудь может пойти не так?

Джош признается, что вначале боялся.

— Первые несколько сеансов. А потом перестал. А что, ты думаешь об этом?

— Нет, — отвечает Банни, — я стараюсь ни о чем не думать.

Когда они подходят к столу, Андреа встает, чтобы показать во всей красе свою новую розовую футболку с котенком. Проводит от ворота до низа рукой и говорит:

— Ребята, вы такие классные!

Преподаватель соглашается:

— Да, вечер удался на славу.

Над столом нависает тишина; это как в том случае со «слоном в комнате», которого все видят, но обсуждать стесняются; впрочем, сравнивать Нину со слоном, вне зависимости от контекста, в высшей степени странно.

— Самое худшее — это то, какой она была в тот момент счастливой, — замечает Чэз и, немного помолчав, добавляет: — А может, самое лучшее.

Нина была в восторге от того, что надругалась над собой таким образом. Пусть она не разделалась с собой полностью, с частью себя она разделалась. Каждый успех укрепляет уверенность в себе.

вернуться

44

«The Atlantic» — один из старейших и наиболее респектабельных литературных журналов США. Основан в 1857 г. в Бостоне.