— Я все еще его продумываю, — говорит Хауи, — роман требует времени.
— Где-то я уже это слышала, — отвечает Банни, а потом предлагает Хауи написать о Пэм.
— О той судьбоносной ночи. Это было бы хорошей историей.
Словно под влиянием нахлынувшего вдохновения, Хауи вскакивает со стула и спрашивает:
— Не одолжишь ли бумаги? Буквально пару листов.
Банни вырывает восемь или десять страниц из конца блокнота и протягивает их Хауи вместе с фломастером. Хауи упархивает в комнату для досуга. Банни в очередной раз принимается изучать Расписание занятий, когда в коридоре возникает новая медсестра, та, у которой на шее небольшая татуировка с бабочкой. Останавливается возле Банни и спрашивает:
— Как насчет «Йоги»?
Ее нога подскакивает
Банни пьет вторую чашку кофе, когда за ней, чтобы отвести ее вниз, приходит та самая санитарка, которая в первый день забрала у нее туфли.
— Вниз — это куда? Для чего? — спрашивает Банни.
Патриша — Банни помнит ее имя — скрещивает руки на груди и топает ногой. Поскольку на ногах у нее кроссовки, звук от топанья больше напоминает звук от похлопывания по плечу; для того, чтобы распознать в этом шепоте ног агрессию, Банни приходится напрячься.
У психиатрического отделения, расположенного на девятом этаже, имеется собственный лифт, заменивший собой, образно говоря, чулан, в котором сумасшедших прячут от посторонних глаз.
Девятый этаж — это вам не сувенирный магазин.
Лифт останавливается на седьмом этаже, и Банни выходит из него вслед за Патришей, потом проходит за ней через дверь с матовым стеклом в безлюдную комнату ожидания. Патриша указывает Банни на одно из кресел, обитых кожзаменителем цвета авокадо, и велит сесть.
— Ждите здесь, — велит Патриша и с равнодушным видом человека, вышедшего на прогулку без определенной цели, лениво бредет к регистратуре.
Банни берет с кофейного столика журнал «Пипл»; пусть и не последний номер, но достаточно свежий. Она его не читает, даже не смотрит мельком на фотографии, лишь механически листает страницы, как будто это действие заложено в ее мышечную память; делает что-то, хотя не осознает зачем. Долистав до конца журнала, начинает листать с начала, но очень далеко продвинуться не успевает, так как возвращается Патриша.
— Нам придется подождать. — Патриша падает в кресло и выглядит такой вымотанной, будто не в состоянии больше сделать ни шагу.
— Подождать чего? — спрашивает Банни, но Патриша себя ответом не утруждает.
Самое большое желание Банни в данный момент — не расплакаться. Коробки с салфетками нигде не видно, а Патриша, в отличие от всех остальных работников психиатрического отделения, упаковку с салфетками в кармане не носит. Банни вырывает страницу из журнала «Пипл» и сморкается в волосы Дженнифер Энистон. Поскольку мусорной корзины тоже нигде не видно, Банни сворачивает глянцевую страницу в комок и стискивает в кулаке.
Примерно через полчаса Банни вызывают, и Патриша ей говорит:
— Не забудьте вернуться сюда, после того как закончите.
Банни выпускает из кулака скомканную журнальную страницу с соплями, и та падает на пол возле Патришиных ног.
Первая остановка — в помещении размером со шкаф, в котором женщина-техник затягивает жгут на Банниной руке.
— Вы всего лишь почувствуете щипок, — говорит она.
Наблюдая за тем, как ее кровь стекает по трубке в пробирку, Банни предается суицидальным мыслям: ванна, теплая вода, водка, сигареты, канцелярский нож, из нее струится кровь, кожа бледнеет, и так все тихо и спокойно, но тут появляется Джеффри и все портит, и это совпадает по времени с моментом, когда женщина-техник произносит «мы закончили» и накладывает пластырь на ранку от укола.
Смотровой кабинет ничем не примечателен. В нем находятся: мягкий смотровой стол черного цвета, покрытый чистым листом белой бумаги, черные стальные весы с линейкой для измерения роста и раковина из нержавеющей стали. Лишь медицинский шкаф выделяется. В отличие от его собратьев в других врачебных кабинетах, в нем нет ни ножниц, ни шприцов, ни сложенных в стопку бесплатных образцов продукции, предоставленных продавцами фармацевтических товаров. Если не считать пыльной коробки с марлевыми прокладками и мотка клейкой ленты, он пуст. По-видимому, доктор либо интерн, либо стажер. Он слишком молод, чтобы сообщать дурные вести. Впрочем, компьютер у него на письменном столе старый, очень старый, выпущенный еще до эпохи беспроводных технологий. Кабели перекручены и спутаны, клавиатура от времени пожелтела.