Позднее Сондра поделится этой информацией с доктором Тилденом, но лишь по причине абсолютного уважения к нему как к квалифицированному практикующему врачу, а еще в силу того, что чувство профессиональной ответственности в ней чрезвычайно развито. Потому что, если по правде, во время разговора с доктором Тилденом испытываешь то же чувство, что испытывает человек, застрявший в лифте, когда у него уже началась паника, но дыхание еще не участилось. Хотя Сондра понимает, что виноват тут синдром Аспергера, при общении с доктором ее бьет нервная дрожь.
Теперь, когда Банни в сознании и может говорить, Сондра придвигает стул поближе к каталке. Она устраивается на нем с таким видом, будто в обозримом будущем вставать с него не собирается.
— Может, хотите со мной поговорить? — спрашивает Сондра.
Банни хочет ответить «нет», но боится, что если откроет рот, чтобы заговорить, то вместо слов из него выблюется темная, серо-черная масса, типа мокрых комочков непереваренного меха, зубов и косточек какого-то грызуна, которым полакомилась амбарная сова. Ей представляется, что внутри у нее ничего нет, только эти остатки. Она мотает головой.
Альби (а кто же еще?) рассказывал ей про непереваренные комочки пищи из совиной трапезы, и он же описывал амбарную сову как некое существо, похожее на привидение. Банни ни разу в жизни не видела амбарных сов, но чувствует, что она сама привидение.
— Голова не кружится? Не тошнит? — вопрошает Сондра. — Это нормально — испытывать головокружение или подташнивание при выходе из анестезии, — поясняет она.
Банни вновь мотает головой.
— Вы точно не хотите поговорить? — Сондра делает еще одну попытку. — Вам, возможно, станет лучше, если вы поговорите.
Банни переворачивается на другой бок. Лежит спиной к Сондре; та сидит на стуле возле каталки до тех пор, пока Баннины рыдания не прекращаются.
Бессловесность
Хотя время еще не обеденное, Джош, Андреа и еще несколько человек, забивших на Занятия либо ушедших с середины «Групповой терапии», находятся в столовой. Их внимание сфокусировано на Банни, они ищут в ней признаки благополучия, признаки той жизни, которую они когда-то знали. Несмотря на все прежние свидетельства обратного, эти люди цепляются за надежду на немедленные и резкие изменения к лучшему, как это демонстрируется на фотографиях «До» и «После» в рекламах очередной чудодейственной диеты. Нелепые ожидания свойственны не только душевнобольным.
Выглядит Банни паршиво.
Едва она садится за стол, как Джош, словно напарник по качелям на детской площадке, встает.
Из кухонного шкафа достает два индивидуальных пакетика апельсинового сока, припасенного им после завтрака и припрятанного за банкой «Кофе-Мейт». Он знал, что Банни будет мучить жажда.
Извиняется за то, что сок не холодный.
Вязкая электродная паста — словно сохнущая краска, клейкая на ощупь, от нее слипаются и делаются тусклыми волосы. Глаза у Банни опухшие и покрасневшие от слез, и от нее воняет. Банни плевать, холодный апельсиновый сок или теплый. Она выпивает его двумя долгими глотками, но вообще-то это не очень много. Эти индивидуальные пакетики рассчитаны на маленьких детей. Вместо того чтобы утолять жажду, они ее усиливают.
Джош спрашивает Банни, не хочет ли она стакан воды, и пока он за ней ходит, Андреа ей говорит:
— До обеда больше получаса. Сходи в душ. Вымой голову. — Андреа не добавляет: «Ты почувствуешь себя лучше», потому что обе они знают, что лучше она себя от этого не почувствует. Банни выпивает залпом принесенный Джошем уже второй стакан воды и идет в свою комнату.
В ванной она хватается обеими руками за раковину, чтобы сохранить равновесие, и видит свое отражение в прикрепленном к стене алюминиевом прямоугольнике. Отражение в алюминии — туманное и бессловесное.
— Бессловесная, — произносит Банни.
И громко, словно разговаривая со своим отражением в алюминиевом зеркале, повторяет:
— Я бессловесная.
Бессловесность означает неспособность вразумительно выразить свои мысли и чувства. Бессловесность означает неспособность показать, где больно.
Банни отворачивается от зеркала и стаскивает с ног тапки-носки. Бумажная пижама — влажная от пота и страха. Снимает ее и швыряет в мусорное ведро. Затем становится под душ. Вода холодноватая, но терпимая. Банни выгибает шею и подставляет лицо струе воды, вглядываясь в нее как в дождь, и в очередной раз напоминает себе: