Чертог, как и все здания Города, нес на себе печать строгой функциональности – это крепость, твердыня, построенная сотни лет назад и обещавшая простоять еще тысячи.
Властную сдержанность его каменных стен украшала изысканная резьба: переплетение символов, пентаграмм, сложного логического орнамента, строгих формул и причудливых узоров. Она то взвивалась прямо от пыльных плит мостовой, окольцовывая здание, то соскальзывала едва уловимым зигзагом, то сплеталась в казавшиеся бесконечными спирали. Письмена повествовали о чем-то очень важном – возвышенном и, в то же время, насущном.
Волод улавливал смысл лишь некоторых отдельных символов – слишком древних, слишком таинственных. Гранитные узоры Резиденции всегда завораживали его:
Это были строки Второго Поэта Города, умершего три тысячи лет назад.
Волод подошел к двери из толстых брусьев мореного плавня. Вопреки обычаю, медное окошечко на ней не отворилось, и привычная формула ритуального пароля не прозвучала. Массивная дверь бесшумно подалась под рукой, пропуская внутрь. Каменный коридор пуст. Волод в некоторой растерянности переступил порог. Тень его дрогнула под ногами, медленно поплыла навстречу растекающемуся из стен сумраку. Он оглянулся на закрывшуюся дверь.
Начиненные укрощенной сущностью огня лампы тускло желтели впереди. Волод двинулся к лестнице в конце коридора, ведущей в кабинет Главного. Гулкое безмолвие пустынной галереи начинало действовать на нервы. Матовый свет, только что ровный и устойчивый, неожиданно стал таять, пока последняя искорка не исчезла в глубине хрустальных колб.
– Зеленый ворох! – ругнулся Волод, совершенно выбитый из колеи странными событиями утра, хотя раньше в этих стенах не позволял себе такого даже мысленно.
Волод ускорил шаг, спеша добраться до комнаты служителей неподалеку от лестницы. Но в темноте коридор словно вытянулся, и он все не мог дойти до знакомой двери, за которой всегда весело, шумно и безопасно. Да, безопасно. Недоумение и досада стали перерастать в тревогу. На ум пришли многозначительные полунамеки Посвященных Архитекторов и пугающие слухи, гулявшие в народе. Слухи о хитрых механизмах, изменяющих расположение комнат, о смертельных ловушках, об отступниках, проникших в Чертог с черными мыслями и бесследно исчезнувших в нем. «Но я же не отступник! У меня и в мыслях не было… – Волода бросило в холод, – А утром?! Неужели… как Главный мог узнать. Или он всегда не доверял мне?»
Волод застыл, опершись ладонями о невидимую стену. Лоб коснулся холодного камня. К Володу пришел страх. Опасность была непонятной, невидимой, неопределимой. Долгое мгновение пустоты, и, наконец, четкое как отблеск клинка: «Меня считают отступником. Меня хотят убить… Меня хотят убить». От этой мысли Волод неожиданно успокоился. «Меня хотят убить…» По крайней мере, это знакомо и почти привычно. К этому его и готовили – в степи, в подземельях, в дебрях городских кварталов бороться за жизнь, выжить, выполнить задание, которое дал Город. Ведь он не просто Архитектор, а Фактор, агент власти, действователь, воплотитель воли Города.
Неужели теперь Город оказался против него?! Это невозможно, это совершенно невозможно ни понять, ни представить, ни принять. Это ошибка. Но ее можно исправить, нужно только добраться до Главного.
– И я это сделаю! – Волод снова стал самим собой – бесстрастным, готовым ко всему разведчиком, избранным воином с разумом ученого и воображением поэта.
Волод выпрямился, остро вслушиваясь в темноту. Нет, назад он не пойдет. Изменился звук шагов. Волод присел и повел по полу руками. Дерево. Камень исчез, пол стал деревянным. Вдруг толчок, падение. Пол уходит из-под ног и возвращается, превратившись в узкий желоб. Желоб покрыт жидкой фосфоресцирующей плесенью, Волод скользит по ней, все больше ускоряясь, мчится по наклонной трубе куда-то вниз. Труба изгибается, Волода бросает на стены, бьет – зацепиться, затормозить скольжение в светящейся слизи невозможно. Впереди прямо поперек трубы что-то блестит угрожающе и остро. Нож. Волод прянул всем телом в сторону. Серповидное лезвие остается позади.
Желоб кончился, обрываясь в темноту. Волод сгруппировался, приземлился на согнутые ноги, подстраховываясь руками. Легко перекатился на бок и бесшумно переместился в сторону и назад. Здесь его могли ожидать. Волод застыл в мертвой неподвижности, закрыл глаза. Чувства мгновенно обострились, он чутко впитывал в себя обступивший мрак. Легкие шорохи, едва заметное движение воздуха, призрачное эхо отраженное от невидимых стен рассказывали ему о размерах, форме комнаты, о притаившейся опасности. Волод ждал. Терпеливо, как безглазый зверь подземелий, стерегущий добычу. Как убийцы, замершие во тьме. Волод ждал, кто первый не выдержит пытки черным безмолвием, кто первый выдаст себя звуком, движением, страхом.