ицей, а не в одном из ближайших пригородов Лондона. Да и фамилия Шмитт была слишком уж похожей на выдумку. С тем же успехом у Нила могло вообще не быть фамилии. Нил Шмитт никогда, кажется, не задумывался над тем, где будет ночевать каждую следующую ночь. Он не боялся замерзнуть зимой или стать очередной жертвой убийцы-маньяка темными ноябрьскими ночами. Он словно всегда точно знал, что либо сердобольные незнакомцы откроют перед ним двери, либо в парке окажется лишняя скамья и совсем немного порванная газета. Таких, как он, называли бы баловнями фортуны, если бы не выходило в итоге, что им достаются скорее не дары судьбы, а ее утешительные подачки. - Поднимайся. - Чак был уверен, что квартирная хозяйка - мисс Девенпорт, справившая, кажется, свой столетний юбилей, - не слышала воплей с улицы, да и звонок в дверь едва ли расслышит. Потому выходило, что спускаться вниз со второго этажа Фару придется самому. Он поискал взглядом свои ботинки - не рискнет же он показаться на глаза к почтенной старой леди в одних носках. Нил появился в комнате так внезапно, словно Чак отключился на некоторое время и упустил те минуты, которые понадобились гостю, чтобы подняться по лестнице. - Плоховато выглядите, мистер Фар,- заявил Нил с порога, и Чак поморщился, как от назойливого солнечного света. Немецкая честность граничила с поистине английской бестактностью. - Пришлось работать всю ночь,- ответил он, всем своим видом демонстрируя, что удостоил Нила ответом исключительно из настоящего христианского милосердия - не иначе. - На алмазных копях Йоханнесбурга? - Нил засмеялся резко и с энтузиазмом. Чаку как никогда хотелось надавать ему оплеух. И откуда только этот полуобразованный немец знает о существовании Йоханнесбурга, а тем более о том, что там есть алмазные копи?- или в заведении старины Хао? Чак на мгновение прикрыл глаза, стараясь отогнать от себя образ старого сморщенного китайца - владельца "особого подвала" в Уайтчеппеле. Его отталкивающее желтое лицо, проступающее сквозь сизый тяжелый дым, его скрипучий голос, сбивчиво и нечетко вопрошающий "Набить еще одну, миста Фа?" Но тут же на смену этому видению пришло следующее - куда более пугающее. Лицо совсем незнакомое, кажется, имеющее человеческие черты, но будто нарисованное абсолютно сумасшедшим художником. Зеленоватое, вытянутое, обрамленное совершенно белыми сосульками волос. Красноглазый лик живого мертвеца - словно один из тех, кто на картине Страшного суда был осужден на вечные муки в Аду, и еще не осознавший этого до конца. Кажется, накануне Чак успел закричать прежде, чем понял, что это лицо принадлежит ему самому. - Не твое дело,- отозвался он наконец. Фамильярность, с которой Нил разговаривал с ним - джентльменом из уважаемой католической семьи, пусть и несостоявшимся - была так привычна и нормальна, что Фар враз успокоился, отогнав от себя навязчивые вредоносные воспоминания,- с чем пришел? Если натопчешь на ковер, мисс Девенпорт шкуру с тебя спустит. Нил никогда не приходил просто так - выпить чаю - и никогда - с пустыми руками. От него не приходилось ждать приятных известий, но очень часто он подкидывал Чаку работенку в моменты, когда положение его дел становилось совсем отчаянным. Вот и сегодня Нил с видом заговорщика подмигнул Чаку таинственно и чуть насмешливо, и полез во внутренний карман заношенного твидового сюртука. Из его бездонных глубин он вытащил тщательно сложенную газету и протянул ее Чаку. Оказавшись на улице после десяти лет службы в полиции и занявшись частным сыском, Чак завел себе привычку просматривать газеты каждое утро. В Таймс, Сан и Дэйли Мэйл, конечно, было мало полезного, но вот в изданиях с репутацией похуже и с редакторами понаглее, можно было обнаружить массу интересного. Гоняющиеся за сенсацией, среди сотни выдуманных строк, эти газеты иногда рассказывали о том, о чем уважающая себя и читателя пресса рассказывать не отважилась. Газета, которую протягивал ему Нил, была совершенно неузнаваемой. За годы работы Фар научился по шрифту, качеству бумаги, цвету листка отличать друг от друга несколько десятков изданий. У Нила был такой вид, словно он только что достал из кармана алмаз Каира - никак не меньше. Чак привык доверять чутью этого парня - он никогда бы не стал орать так громко и в такую рань ради чего-то незначительного. Фар развернул газету, брезгливо поморщился. Нил почти наверняка всю прошедшую ночь использовал листок в качестве одеяла, и теперь газета хранила ни с чем не сравнимый запах бродяжей романтики. Комментировать этот факт Чак не стал - наверняка от него самого сейчас несет ничуть не меньше. - И что здесь? - деловито поинтересовался он. - Да вы смотрите, смотрите, мистер Фар,- Нил сложил руки на груди. Чак пробежал глазами страничку. Газета явно была не из тех, что обычно приносил Нил - никаких кровавых подробностей кухонных драм, никаких слухах о юных принцессах, даже никакой рекламы виски. Почти каждая заметка повествовала о том, как в кругу семьи и друзей отошел в мир иной очередной девяностолетний мистер Джонс, эсквайр. Едва ли хоть одному из них помог в этом неуловимый убийца. Чак понял глаза на Нила. Тот продолжал улыбаться так, словно мистер Фар должен был уже все понять и броситься ему на шею в порыве благодарности. - Это какая-то шутка? - осведомился он. - Старый Фрэнк Ламберт помер! - победно провозгласил Нил. Чак снова пробежал глазами газетный листок. Некролог по Фрэнсису Джону Ламберту был лаконичным и коротки и повествовал о том, что безутешные и многочисленные родственники скорбят и клянутся помнить старика. Скончался тот в очень юном для этой газеты возрасте шестидесяти пяти лет. Кто такой этот Фрэнсис Джон Ламберт, и почему его смерть так взбудоражила Нила, Чак понятия не имел. Он отдал газету гостю. - Мистер Фар, вы не знаете разве? - Нил посмотрел на Чака так, словно тот только что признался, что не умеет читать,- на старике Ламберте клейма было ставить негде - он пятьдесят лет торговал ворованным добром, и полиция даже не почесалась. Чаку отчего-то казалось, что под «ворованным добром» Нил имеет в виду столовое серебро из домов, где вдова мистера Ламберта работала горничной, и носки, которые сам старый Фрэнк вытаскивал из ботинок клиентов турецких бань. Таких дел в Скотленд-Ярде было предостаточно - Чаку и самому иногда поручали расследовать нечто подобное. Но даже самый распоследний посыльный в полиции знал, что даже новички считают такие дела унизительными и смешными. - Значит теперь экономика нашей страны в безопасности,- прокомментировал Фар угрюмо. Сейчас, когда сам он уже вполне проснулся, телу возвращалась чувствительность. Чак начал очень четко ощущать, сколько именно трубок выкурил накануне. Хотелось задернуть шторы, лечь в постель и застрелиться. - Значит, вдовушка его теперь начнет тратить то, что приберег за эти годы старина Фрэнк,- не унимался Нил,- не удивлюсь, если это она его и отправила к праотцам. - Даже если так, ну засажу я ее за решетку,- Чак опасливо покрутил тяжелой головой,- кто заплатит мне гонорар? Ты же знаешь, я не занимаюсь этим из чистой любви к искусству. Нил, казалось, растерялся. Он покомкал в руках газетный листок, потом опустил его на стол, улыбнулся Чаку. - Вы подумайте, мистер Фар,- подмигнул он, направляясь к двери,- у меня нюх на такие дела. Поговорили бы в с вдовой Ламберта - хуже не будет. Когда Нил скрылся за дверью, Чак еще некоторое время стоял неподвижно, взирая на оставленный лист. Пронырливый немец был прав - нюх на дела у него был, и он еще ни разу не ошибался. Но Чак никак не мог понять, как именно в данной ситуации сможет извлечь из дела прибыль. Не идти же в самом деле к безутешным родственникам с расспросами прямо сейчас? Для Чака Фара почти любое новое дело начиналось с этих извечных вопросов - «не должен же я сам идти и предлагать свои услуги?» Чаще всего выходило так, что именно так он и поступал. Работа Чака была ничуть не похожа на работу героев детективных рассказов многочисленных писак. На пороге не появлялись таинственные незнакомцы, взволнованные леди или венценосцы в масках. Ему не удавалось поражать клиентов своей почти мистической догадливостью. Да и лавров особых он не снискал. Чак Фар был трудягой. Еще за время работы в полиции за ним закрепилась слава прилежной ищейки. Чак мог часами ползать по месту преступления, подбирая самые мелкие улики. Благодаря тонкому слуху он был незаменим, если требовалось выследить преступника. В наблюдательности ему тоже сложно было отказать. Раньше, когда разум его не был еще подвержен влиянию опия и виски, Чак умел замечать даже то, что другие детективы не видели даже под лупой. Сейчас таланты эти притупились, но не исчезли. И если уж клиент, которому Чак навязывал свои услуги, соглашался нанять его, дело он доводил до конца. Другое дело, что дела ему в основном попадались паршивые. В прошлый раз он выслеживал некоего мистера Джеймса Локка по поручению его жены. Она думала, что он изменяет ей с горничной, а мистер Локк на самом деле ходил в доки, где покупал у итальянских матросов гашиш и ром, чтобы потом перепродать его трактирщику из Миддлтона, а все деньги спустить там же, в его злачном заведении. Одним словом, Чак Фар был большим специалистом по чужому грязному белью. Иногда его посещала мысль о том, что лучше уж не жить вовсе, чем жить, постоянно сталкиваясь с человеческой изнан