о мне? - поинтересовался Чак. - Если вы о Джастине, то он никакой не лорд,- заметил Жак, проходя вглубь комнаты и даже не предлагая Чаку следовать за ним. Чак, однако, прошел следом. - его отец жив и здравствует, насколько мне известно. Чак почувствовал себя незваным гостем на светском приеме. Выгонять его никто не выгонял - все-таки невежливо. Но и вести с ним разговоры никто не горел желанием. Фар решил взять быка за рога. Раз уж он получил в этом спектакле роль детектива, надо было не забывать свои реплики. - Вы пытались покончить с собой? - он придал этой фразе оттенок вопросительности, хотя полноценным вопросом она и не была. Факт оставался фактом. Жак указал на повязку на лбу. - Вот они, мои боевые шрамы с войны с самим собой,- отозвался он,- как видите, я потерпел поражение. - От самого себя,- заметил Чак, и Клементье одарил его холодным рыбьим взглядом. Фар поежился. В его представлении взгляд гениального поэта должен был быть поживее и поосмысленней. - Желаете выпить? - спросил Жак. - Сейчас час дня и я работаю,- напомнил Чак, хотя от стаканчика сейчас точно бы не отказался. Виски гениального поэта с манерами дохлой рыбы не могло оказаться хуже виски священника с замашками римского сатирика. - Как хотите,- пожал плечами Жак и извлек из-под груды бумаг початую бутылку чего-то мутно коричневого. Сделал глоток,- должно быть, это выглядит так, что пулям я больше не доверяю, и решил покончить с собой, отравившись? - Чак почти не удивился, что поэт буквально прочел его мысли,- на самом деле, я действительно надеюсь, что от этого пойла меня будет тошнить. Пусть хоть наизнанку вывернет, лишь бы почувствовать хоть что-нибудь,- Чак понял наконец, что поэт уже довольно сильно пьян. Хотя язык его ничуть не заплетался, а взгляд казался, хоть и пустым, но вполне трезвым. - Отвечая на ваш вопрос, - продолжал Жак,- Престон мне ни о чем не говорил, кажется. И я понимаю, что должен был бы удивиться вашему приходу, но я не могу. Как вас зовут? - Чак Фар,- ответил Чак. Называть более длинные варианты имени этому принцу-амфибии было бессмысленно. - Джек Смит,- Жак протянул руку, и Чак посмотрел на нее с сомнением. - Мне назвали другое имя,- сказал он,- и вы его можете от меня не скрывать. - Звучит, как выдумка, правда?- Жак улыбнулся - вернее, растянул губы в разные стороны, придав лицу соответствующее выражение. Было очевидно, что ему ни капли не весело,- но мой отец - Роберт Ли Смит, владелец спичечной фабрики, - дал мне имя Джонатан, которое легко сокращается до «Джек». - И легко переводится в «Жак»,- кивнул Чак, которого слегка осенило,- а Клементье - это, стало быть, творческий псевдоним. - Это фамилия моей матушки Франсуазы Клементье,- ответил Жак,- проще некуда. Видите, мистер Фар, я с вами вполне откровенен. А теперь, скажите честно, зачем вы здесь? Зачем Джастин Престон третий, блистательный лорд в ближайшем будущем, обратился к вам? Вы врач? Вы не похожи на тех, кого он обычно нанимает в слуги. Чаку на мгновение захотелось его ударить. Тон Жака был ровным, безразличным, и он, очевидно, говорил все, что приходило ему в голову. Чак, который любил честность в людях, как идею, всегда считал, что некоторые ограничения в этой честности необходимы хотя бы ради того, чтобы человечество не погибло еще очень давно. - Я частный детектив,- он сдержал себя и ответил без лишней враждебности. - Как занимательно,- отозвался Жак, сделав еще один глоток из бутылки,- вы нашли убийцу. Он перед вами. Не знаю, почему Джастин в это не верит, но я стрелял в себя по собственной воле. Чак подумал секунду. Это звучало правдоподобно, но такой ответ едва ли удовлетворит клиента. Чак решил копнуть поглубже. Оставалась еще надежда, что Жак вскоре напьется в стельку и станет более информативен. - Что вас на это подвигло? - вопрос был верхом бестактности, но Чак задал его, не сомневаясь - уж какой-нибудь эффект он произведет. - Сейчас мне кажется, что ощущение своей бесполезности,- ответил Жак,- я писал стихи, но их никогда не печатали. И гением меня называл один Джастин. А мне хотелось... признания пошире. Славы - ну или хотя бы известности. - еще один глоток утопил в себе усмешку Жака,- но теперь мои работы собираются опубликовать - в одном из лучших издательских домов - но я не чувствую никаких изменений. - Все еще хотите убить себя? - уточнил Чак, чтобы потом предупредить об этой опасности Джастина. - О, если бы,- Жак отставил бутылку и сложил руки на груди,- сейчас я не хочу даже этого. Между ними повисла неловкая пауза. Но, судя по всему, неловко было только одному Чаку. Он снова вспомнил мечту о возвращении на родину. Матушка увидит его, сидя у окна и глядя на дорогу. Она не сможет встать к нему навстречу, но это ничего. Он будет ее обнимать и говорить «мама, ну что ты, ты мне рубашку намочишь своими слезами», пряча за раздражением желание также расплакаться. А когда она скажет «Чарли, а ты помнишь дочку О’Нилов? Так вот она до сих пор не замужем», он без лишних вопросов позовет эту дочку если не под венец, так хоть на прогулку, какой бы старой и некрасивой она бы ни оказалась. Но по виду Жака сейчас Чак понял - ничему из этого не суждено сбыться. Он полез во внутренний карман и вытащил бумажки. Фар боялся, что в кармане ничего не окажется, или рукописи рассыплются прямо у него между пальцами, но все было на месте. - Что это? - напрямик спросил Чак, протягивая бумаги Жаку. Тот взял их и принялся рассматривать очень внимательно. Пожал плечами. - Почерк мой,- заметил он,- но не припомню, чтобы я это писал. На стихи не очень похоже, а прозаик из меня, прямо скажем, совершенно никакой. - Значит, не помните,- Чак не ожидал ничего большего, но чувствовал, как рассыпаются последние надежды на благополучное разрешение ситуации. - Иногда на меня что-то находило,- пояснил Жак,- не знаю, как это половчее объяснить. Я писал стихи так, словно кто-то диктовал их мне на ухо. Но иногда голос менялся, и вместо стихов начинал диктовать это. Возможно, я написал эти строки в один из тех случаев. Но в этом нет никакого смысла. - Есть,- холодно возразил Чак,- у вас остались еще какие-то подобные записи? Жак обозрел окружающее его царство разбросанной бумаги. - Ищите и обрящите,- пожал он плечами, снова перевел взгляд на лист бумаги,- «я проиграл и остаюсь жить»,- прочитал он,- так странно. Чак снова подавил в себе желание ударить Жака посильнее. В конце-концов, этот меланхоличный поэт сам говорил, что напивался ради чувства тошноты. Чувство разбитой губы было бы ничуть не хуже. - Почему странно? - осведомился он, безнадежно начиная разрывать завалы бумаг. - Потому что эти слова я как раз помню,- ответил Жак,- погодите минутку. Он отошел в дальний конец комнаты, где стоял приземистый темный комод, выдвинул один из тяжелых ящиков и принялся рыться в нем. Чак подошел поближе и с удивлением заметил, что ящик полон совершенно женских безделушек. Украшения из тусклого желтого металла, несколько камей, кружево - похоже, в своих предположениях Чак не далеко ушел от истины, и под помятым сюртуком мистер Джек Смит любил носить шелковые женские сорочки. Комментарий на этот счет он, однако, сдержал. Жак извлек из недр этого позорного великолепия сложенный лист бумаги. - Вот, взгляните,- проговорил он,- я храню это уже очень давно. Оно было в вещах моей покойной сестры, когда мне отдали их в полиции. До Чака дошел смысл сказанного лишь после того, как пальцы коснулись гладкой прохладной бумаги. - Ваша покойная сестра? - переспросил он. - Не знаю, какое она отношение имеет ко всему этому,- пожал плечами Жак,- я забыл о ней и почти не вспоминал все это время. Ее убили семь лет назад здесь, в Лондоне. - И ее фамилия была Смит? - уточнил Чак, чувствуя, что ответ ему прекрасно известен. - Она взяла фамилию мужа,- покачал головой Жак,- Стоунвуд. Маргарет Стоунвуд. Но после смерти мужа она и вовсе поменяла имя на более... профессиональное. - если бы Чак не был уверен, что это не так, он заподозрил бы в выражении лица Жака стыд. - Профессиональное,- повторил он. - Она стала работать на улицах - муж после смерти не оставил ей ничего, кроме долгов,- уточнил Жак совершенно спокойно,- она не хотела позорить ни свою фамилию, ни фамилию мужа. Ее нового имени я не помню, простите. Говорили, что она стала одной из многих жертв того, кто решил наказывать грешниц вроде нее. Чак, не выпуская бумагу из рук, полез во внутренний карман снова и вытащил оттуда фотографию. Жак бросил на снимок лишь один взгляд. - Да, это она,- подтвердил он,- фотографию сделали по настоянию отца, но он так и не забрал себе копию. Чак кивнул и снова посмотрел на записку. Почерк на ней был ровным и четким. Буквы, как по линейке. «Я остался один, совершенно один. Ни надежды, ни веры, ни даже молитвы - ничего не осталось. Мэри-Энн. Энни. Кэтрин. Лизбет. Дженнетт. Шарлотта. Я хотел бы уйти вместе с вами, я даже пытался - но я проиграл и остаюсь жить.» Чак посмотрел на Жака. Тот отошел на несколько шагов, все еще держа в руках фотографию сестры. - Если хотите, можете оставить ее себе,- в приступе небывалой щедрости проговорил Чак. Жак покачал головой. - К чему она мне? - ответил он,- Маргарет вошла в историю, как умела. И теперь я, кажется, завидую ей еще больше за то, что она умерла, а я проиграл и живу. - Это вы написали? - спросил Чак. - Было бы так драматично,- усмехнулся Жак,- непризнанный гений убивает проституток и заметает следы при помощи денег своего друга лорда. А тот не может отказать, потому что пылает к нему позо