Глава 25
- Я же просил тебя больше не приходить. Жак поднял на него взгляд, и Джастин перехватил его в безнадежной попытке разглядеть в глазах Жака хоть что-то. Безуспешно - то был взгляд мертвеца. - Когда это я тебя слушался,- попытался улыбнуться в ответ Джастин. Он думал об этом две ночи подряд. После того, как встретил Мартина у опустевшего дома Мэри, Престон понял, что иного выхода у него нет, но на то, чтобы принять это решение, ему понадобилось куда больше времени. Чтобы разубедить самого себя, Джастин прибег к своим воспоминаниям - должно было найтись что-то такое, что убедит его - он не прав. Такое уже случалось прежде, и это пройдет. Но в этих бесплодных поисках Джастин обнаружил вдруг, что совершенно не помнит момента знакомства с Жаком. Кажется, они знали друг друга всегда - и также долго Джастин вел артистичную борьбу со своими чувствами к нему. Противоестественными, но оттого еще более волнующими. Джастин помнил Жака вдохновленным, и лучших воспоминаний его память не хранила. Когда Жак работал, для него переставало существовать все вокруг - он едва ли поднял голову, если бы в его комнату вошла вдруг сама королева Виктория со всем своим двором. Чего уж говорить о том, что Джастин сидел рядом и пожирал его глазами. Джастин помнил Жака пьяным в стельку. Жак считал себя настоящим парижским гулякой, хотя в Париже ни разу не бывал. А в Париже среди богемы было принято пить абсент и ловить зеленых фей. Жак в той охоте очень преуспел - в отличие от Джастина. Престон отличался счастливой способностью всегда оставаться трезвым. В некотором роде это можно было назвать проклятьем. Каждую секунду своего бодрствования он был в полном сознании - а это временами причиняло массу неудобств. Если Джастин хотел забыться, ему приходилось прибегать к средствам понадежней абсента. Жак же напивался легко и быстро. Если начинал он пить в приподнятом настроении, то, достигнув определенной высоты забытья, он начинал громко декламировать, петь и заказывать выпивку всем присутствующим - Джастин за эти развлечения исправно платил. В противном же случае Жак сетовал на несправедливую судьбу, пытался покончить с собой и погружался в черную меланхолию. Джастин много бы отдал, чтобы снова услышать, как он сокрушается «Это все зря! Я ничтожество! Я - никто!» Джастин помнил Жака с его вспышками счастья. Иногда - совершенно без повода. Жак умел видеть красоту даже там, где ее быть не могло. Он замечал, как, тая, снег рисует на мостовых узоры. Или как туман на рассвете становится болезненно-желтым. Кажется, он даже стихотворение написал о Лондоне, больном желтухой. Джастин помнил Жака поэтом. А теперь это был Джек Смит, сын фабриканта. Он не был несчастен, ему не было больно, страшно или плохо. Ему было никак. И эта пустота пугала Джастина больше, чем все его нелепые попытки покончить с собой. Он приехал к нему на рассвете, поняв, что заснуть все равно не сможет. Жак тоже не спал. Джастин вообще подозревал, что, когда он уходил от него, Жак все время сидел в одной и той же позе, не двигаясь. Может, иногда прикладывался к бутылке, хотя от спиртного больше не было никакого прока. Лишь накануне Жак попросил его больше не приходить, а до этого словно и вовсе не замечал его присутствия. Джастин вошел и остановился в нескольких шагах от Жака. На столе лежал нераспечатанное письмо. Престон разглядел адрес - от того самого издателя. - Тебя напечатают? - спросил он. Сейчас Престон готов был ухватиться за любую возможность оттянуть момент приведения решения в жизнь. - Не знаю,- отозвался Жак,- я еще не читал. Но, наверно, да. Я не ходил на встречу с издателем. Джастин помолчал. Тишина была гнетущей. - Почитай мне,- попросил он, собравшись с мужеством.- пожалуйста. Жак посмотрел на него и дернул плечом. Джастин так хотел бы, чтобы он раздраженно отказался, как обычно делал, будучи трезвым. Или хотя бы спросил «зачем?», намекнул, что Джастин хочет в очередной раз украсть его строки. - Что именно?- только и спросил Жак. Джастин улыбнулся и сквозь ткань сюртука сжал то, что лежало в кармане. - Неважно,- ответил он,- мне все нравится из того, что ты пишешь. Жак читал свои стихи только если его к этому вынуждали - и тогда даже самая драматичная ода звучала смешной эпиграммой. Еще он читал, если был в той золотой стадии опьянения, когда оковы разума уже сброшены, но язык еще не очень заплетается. Но в любом случае сразу было понятно - Жак читал стихи, которые написал чернилами из собственных жил. Он пошарил вокруг себя и выудил какой-то лист бумаги. Даже не окинув написанное взглядом, принялся читать. Джастин помнил это стихотворение. - Я снимаю покровы с чувств, как счищают с одежды воск. - прочитал Жак. Джастин почти воочию видел вечер, когда он написал это. Пьяные слезы смешались с безудержным смехом над какой-то нелепой шуткой - они шли по темной заснеженной улице, и фонари не горели. Джастин хотел взять экипаж, но Жак заявил, что в кэбе его непременно стошнит, и лучше пройтись пешком. Джастин - трезвый, как всегда, шел рядом с ним, придерживая Жака за пояс. Удушающе близко. - В кандалах из моих "боюсь" я глотаю микстуру слов.,- голос Жака звучал монотонно и сухо, а тогда он почти кричал на всю улицу, рассказывая Джастину, какую красивую девушку видел на приеме у герцогини. Или это было во сне? И Джастин все просил его говорить потише. Общаться с полицейскими третий раз за месяц ему совершенно не улыбалось. - Подавлюсь я своим "постой", где-то хлопнет, как крылья, дверь.- Жак не отрывал глаз от бумаги, и Джастин чувствовал, как от каждого слова у него сжимается сердце. Он помнил, как они добрались наконец до коморки Жака - на лестнице он едва не сломал шею. Джастин едва успел перехватить его, и Жак все спрашивал «Какого черта ты меня спас! Может, мне суждено было трагически погибнуть!» Теперь Джастин задавал себе тот же вопрос. - Я рисую твое лицо синей краской моих потерь.- Жак схватился за карандаш, едва перевалился за порог. Он искал бумагу, хотя ею, как обычно, была завалена вся комната. А Джастин, боясь, что его вот-вот выгонят с этого священнодейства, замер, наблюдая за ним. - Ты - под крышкой моих часов, но не в сердце. Какой пассаж! - часы в городе в тот момент били четыре - Джастин и не понимал, как поздно, пока не услышал их. Стихотворение, конечно, выходило не бог весть какое гениальное, но Жак творил - писал, как одержимый. - И на маковом поле снов вместо крови падет роса. - Свет от свечи отбрасывал неровные тени на его лицо, но это не меняло того факта, что двигались на нем лишь губы. Выражение Жака оставалось таким же мертвым. Джа