— А я тебе ни разу не снилась?
Он покачал головой.
— Увы, я был бы рад, но нет, не снилась.
— Так нечестно, — огорчилась я.
— Согласен. Одно утешает: ты немного рассказала мне о себе.
Я вспомнила, что несла в монологе перед котом и покраснела. Ничего такого постыдного, но кое-что лучше бы оставила при себе.
— Видишь, ты помнишь все, что я рассказывала тебе, пока был в звериной форме. Это оборот, а не проклятие.
На мой аргумент тотчас нашлись возражения:
— Среди моих предков точно нет фрегов, и не всегда я помню, что делал, став пантерой. Если ты видела ночь гибели Агнешки, то... — он замолчал, мучительно подбирая слова, — ты видела ее гибель?
— Я видела все твоими глазами, ловила отзвуки твоих чувств. И да, в ту ночь ведь на тебе еще не было проклятия? Ты якобы получил его в храме?
Мэттхольд кивнул. Глаза его потемнели, зрачок полностью захватил радужку.
— И посвящение Тьме на тот момент ты не успел пройти, правильно?
Новый решительный кивок.
— Тогда как бы ты вырвал сердце поклоннику Агнешки без физической силы кромешника? — произнося вопрос, я уже мысленно себя обзывала.
Ой, дура... Утешила называется!
— То есть я не проклятый, а оборотень, который вырывает сердца и забывает об этом? — мрачно уточнил Мэтт.
Пора выводить его из состояния самобичевания.
— Ты оборотень, в котором пробудилась кровь предка, но убил кто-то другой, — убежденно заявила я.
И, поднявшись на носочках, быстро поцеловала его.
Планировалась точка в споре, а вышло многоточие: одного легкого поцелуя Мэтту не хватило.
Одна его рука обхватила мой затылок, вторая заскользила, лаская, по спине и рукам. Он накрыл мои губы своими — горячими, неумолимо настойчивыми.
Мэтт целовал исступленно, заражая своей жаждой, потребностью. Целовал ненасытно, подчиняя, захватывая в плен, неистово сминая мои губы своими. И, боги мои, как же мне это нравилось! Тонуть в объятиях невероятно сильного мужчины, ощущать себя хрустально-хрупкой и одновременно защищенной от всех невзгод мира.
Ноги подгибались. Если бы не поддержка Мэтта, я бы упала.
Я считала, что поцелуи – глупость и скука? Примитивные прикосновения губ? Как же я заблуждалась! Меня просто поцеловал не тот мужчина. Сейчас я растворялась в остро-сладких ощущениях. Пьянела, теряя связь с реальностью…
— А что вы здесь делаете?
Вкрадчиво-мерзкий вопрос прозвучал раскатом грома.
Мэттхольд развернулся резко, закрывая меня собой. Но я все равно сумела выглянуть из-за его плеча, уже зная, кого увижу.
Вирекс, единственный и неповторимый мерзавец, глядя на нас с кривой ухмылкой.
— Проваливай, — глухо произнес мой кромешник, — тебе здесь не место.
— Как интересно, — протянул-проскрипел блондин, — сон на троих. Филиппа, я тоже могу тебя тут целовать и тискать?
Мэттхольд молнией скользнул к нему и врезал за похабный вопрос.
Мужчины сцепились, а я закричала:
— Нет!
И проснулась.
Боги, это сон… Сон, реалистичный — у меня горели губы — но сон.
Я лежала в комнате с клеткой, на широкой постели, почти все пространство которой занимал черный котище. Я же скромно прижималась к его теплому, пахнущему лесом боку. Учитывая, что на мне плащ, было жарковато.
Приподнявшись на локте, принялась рассматривать Мэтта.
А красивая зверюга! Гибкая, здоровенная, мощная, с большими лапами, в которых таились когти-кинжалы. А еще быстрая — я очень хорошо помню, как он гонял наемников Вирекса, пытавшихся меня украсть. Пушистая смерть с длинным хвостом.
Словно поняв, что я думаю о нем, кот открыл один янтарно-золотой глаз. Прищурил, будто подмигнул, и встопорщил усы зевая.
Продемонстрированные зубки тоже хороши: белоснежные, острые.
В этот момент я окончательно осознала, что рядом хищник. Легкий холодок страха пробежал по спине.
Хищник слегка встопорщил вибриссы — получилась милая улыбочка.
— Доброе утро, — пожелала коту.
Он быстро лизнул в щеку и спрыгнул на пол.
Каков наглец! Целует без спроса.
Невольно улыбнулась, засмотревшись в хитрые, довольные глаза цвета янтаря и золота.
Потягиваясь, кот гибко выгнулся. Затем вальяжно зашел в клетку и обернулся. Такой проникновенный, требовательный взгляд...
— Хочешь, чтобы я тебя закрыла?
Кот кивнул.
Я выполнила просьбу.
Все, теперь отсюда он не выйдет, пока не станет человеком, или кто-то не откроет. Я, например, выпускать не собиралась.