Стоило переступить границу света и тьмы, как в пещере зажглись светильники. Сотни светильников на стенах и под потолком. Выточенные из алых кристаллов, они напоминали кровавые сосульки, что только усиливало неприятные ассоциации.
— Пойдем, Филиппа.
Моего сопротивления он и не заметил.
Я обернулась. Нириус провожал нас завистливым, жадным взглядом. Жаль, нельзя с ним поменяться местами.
Шли долго, я потеряла счет времени. Ноги уже не просто устали, ныли. Если бы не поддержка блондина, я бы не один раз упала, а так, только спотыкалась.
Странное, жуткое место. Вместо темно-серого камня здесь был черный, и он словно высасывал свет из кристаллов и последнюю надежду из души.
Смоляные стены не были гладкими. Мне стало не по себе, когда присмотрелась. Черные скелеты в натуральную величину, вот что на них изображено. Да так мастерски, точно... Казалось, что это настоящие, вдавленные в камень кости.
Ладно бы, просто выбитые на камне скелеты, но одни тянули руки к небу, будто в отчаянии, другие скрючились от невыносимой боли, третьи замерли в неестественных позах подчинения. Как много мелких деталей, до дрожи правдоподобно!
Я засмотрелась и застыла на месте.
— Пойдем, Филиппа, не задерживайся.
Хорошо, что Вирекс позвал, самой было тяжело оторваться — я смотрела на черные кости, как завороженная.
Шаг, второй... Скелет слева шевельнулся. Я отшатнулась, врезаясь плечом в Вирекса.
— Что? — спросил он, зажигая багрово-черную сферу в руке.
— Скелет на стене пошевелился! — сообщила я, не надеясь, что меня услышит.
О, получилось! Он вернул мне голос.
— Тебе показалось, Филиппа, — подчеркнуто насмешливо ответил Вирекс и деактивировал боевое заклинание.
— Он живой!
— Не говори глупостей, это эши, напоминание всем неудачникам.
Ощущение, что лучше не уточнять, не спрашивать. Но как удержаться?
— Напоминание о чем?
— Некоторые переоценили свои возможности, попытались надуть бога.
Как шарик из тонкой кожи? А, это бандитское арго, то есть попытались обмануть. Интересно, а по Вирексу не скажешь, что он матерый преступник, речь ранее была чистой. Выходит, сейчас он волнуется, раз проскальзывают жаргонные словечки?
И не все просто с этими эши. Так, не о том думаю! Нужно искать выход, как сбежать.
Мы все шли и шли по узкой пещере, освещенной тревожным красным светом, а затем она внезапно расширилась, и Вирекс сообщил, что мы на месте.
Боги, неужели?..
— Стой, Филиппа, дальше нельзя.
Спрашивать почему, не стала — увидела сама.
Дорогу нам преградила река. Широкая, с тихими водами. Второй берег потерялся в темноте: дальше не было светильников. Складывалось впечатление, что вода плавно сменялась мраком.
— Это подземный источник? Можно пить? — спросила пересохшими губами.
Вирекс хмыкнул, но как-то невесело:
— Тебе — нет. Стой здесь.
Он приблизился к краю каменного берега и принялся раздеваться. В этот раз он полностью обнажился до пояса.
Обернулся.
— Филиппа, обещаю, все будет хорошо, — заверил он твердо. — Пусть здесь ты против воли, я сделаю все, чтобы в дальнейшем ты изменила свое мнение обо мне.
В красном свете паук в груди Вирекса хищно сверкнул.
Стало зябко, и я обхватила себя за плечи.
Повернувшись лицом к реке, Вирекс воздел кверху руки.
— Мой великий господин, услышь меня! Приди и воззри на деяния слуги твоего. Я выполнил условие: нашел деву, которой отдал свое сердце, и она готова стать мне женой.
Я хотела возразить, но голос вновь перестал слушаться. Коварно.
Подождав немного, Вирекс продолжил разговаривать с рекой:
— Мой великий господин! Я прошу освободить меня от службы, как и было обусловлено. Позволь жить обычным человеком!
Интересная просьба. А в ответ, предсказуемо, тишина.
Боги давно не разговаривали с людьми, только со жрецами. Вирекс даже отдаленно не походил на храмового служителя. Похоже, мужчину когда-то захватила идея избранности, может, он и владел какой-то особой магией, но тут точно нет вмешательства богов.
Я расслабилась. Сейчас он поболтает сам с собой, и мы пойдем назад, подальше из этой...
Дыхание перехватило. Меня будто в ледяную прорубь окунули и накормили снегом. Даже зубы свело от холода.
Чужое присутствие ощущалось колючим ветром по коже, пеплом на губах, мраком пред глазами.
Меня словно осматривали под тысячами увеличительных стекол. Оценивали, поставив на самые точные весы.