– Ну, бля, Кромешник! – захохотал Пер Гнедой. – Да я сам буду землю грызть, но надо вызволять шефа! Да и общака жалко. Во отчебучивает: и Малыша покойного, и Фанта со Сторожем приплёл. Ведь это он нам маяки ставит, ребята!…
(«Идиот, что на уме, то и на языке, но общак – не последнее дело, это да». – В чьей голове прозвучал мысленный комментарий, какая разница, в соседних примерно то же ворочалось.)
– Кто бы мог подумать?… – Нестор всем корпусом повернулся к Арбузу, такому же толстому и потному от полуденной жары.
– Эл, он ведь про подушку и лёгкие тоже не зря молотил. И Фант этот кусок не зря оставил. Правильно я понимаю, Джеф? Газовую атаку в обозначенное время предлагаешь?
– Похоже, что не я – шеф предлагает… Он, гм… в нас верит.
– Да, ты его правильно понимаешь. Джеф, вот тебе планец вентиляционных труб по всему зданию. Дальше излагай…
– Приход и уход предполагается подземный, но попытка может быть только одна. И наверняка на территории они все люки перекрыли либо пасут. Отсюда проблемы…
Гек тосковал. Он уже третью неделю скрупулёзно «гонял волны», качал и готовил тело, мышцу за мышцей. Он старался отрабатывать мелкие группы мышц, чтобы через датчики на экранах активные всплески не привлекали особого внимания медперсонала. По-прежнему отмечал он и запоминал моменты, способные ему пригодиться в ближайшие дни… Но все это он проделывал без души, полуавтоматически.
Зачем все это? Ну, вывернусь вдруг, отвалю от них… А дальше? Опять Чёрный Ход, стрельба, третейские разборки… Опостылело влачить своё ярмо. С кем бы судьбой поменяться?… И опять же бесполезно: любая биологическая особь – суть мелкое копошение открытой системы в диапазоне пищеварительного тракта и половых инстинктов. Не хочу быть рабом пищеварительного тракта. Не хочу ежесекундно заботиться о вентиляции лёгких и получать удовольствие, пережёвывая будущее дерьмо. Не желаю по нескольку раз в неделю за деньги и в резине тереться о лучшую половину человечества. И познавать через любые произведения искусства то, как все это проделывают другие особи, – тоже не желаю. Отчего же в таком случае я не хочу умирать? Или хочу? Нет, потому как если бы захотел – ушёл бы. Что меня держит в этом мире? Надо подумать и понять, может – важное что?… На ребят надежда есть, но ждать, пока они справятся, – роскошь. Успеют в ближайшие двое суток – хорошо, нет – самому надо когти рвать. Придётся всех заделать, кто в здании. Потом, если все образуется, и Президента убьём, а то неудобно получается: вроде как чужие лавры себе присвоил… Но спихнём на спецслужбы.
Гек почувствовал прохладу на сгибе локтя и открыл глаза. Медсестра с глазами больной коровы ваткой в спирту протирала место для очередного укола. Геку внезапно не понравилось это, и он попробовал протестовать: де, мол, ему гораздо лучше и он хочет поговорить с допросчиком… Но инструкция – это шлагбаум, через который никто здесь своевольно перескакивать не будет. Ладно, как раз врачей сегодня не будет до глубокого вечера, сделаем вам приступ, чтобы прислушивались впредь…
Гек привычно расслабился, дал команду сердечной мышце и стал считать удары… На этот раз выход в «пограничное состояние», как он это называл, пошёл поразительно легко: буквально секунды – и он в лёгком звенящем тумане, где разум кувыркается лениво среди немятежных эмоций и только краешком следит, чтобы не потеряться…
«Что-то неправильное происходит, – сонно отметил „сторожевой пост“, – все должно выглядеть по-другому, о-о-ох…»
Гек с нечеловеческим усилием разлепил веки и ощутил себя парящим посреди пространства. Большого или маленького – трудно было сказать: стены, если они вообще были, терялись в блеклом полупрозрачном тумане, освещаемом размазанным светом.
Невесомость была не полная, Гек ощущал примерно, где пол, где потолок, но под ложечкой разливался ледяной страх, словно бы при падении с большой высоты, и этот страх непостижимо соседствовал с одуряющим безразличием ко всему.