А люди? Кто бы они ни были, вплоть до подзаборных алкашей, поиски пищи и крова, ну там бухла, занимают относительно меньше времени, чем у беспризорных и диких животных, а остальное время им на что? Если подумать, то и карьера, и творчество, и разборки, и политика – суть проявления набора из основных инстинктов: самосохранения, продолжения рода, сохранения вида…
Ненужный после прочтения бумажный комок фыркнул возмущённо и упорхнул в попутный мусорный бак, а ведь можно было порвать и проглотить для конспирации. И мороженым заесть. Гек остановился, пошарил по карманам и подошёл к мороженнице. Сколько лет не пробовал, а вдруг захотелось…
– Эскимо есть?
– Есть, миленький. Одну порцию?…
Зря купил… Гек облизал губы, вытянул «марочку» из кармана куртки и тщательно обтёр липкие пальцы. Потом оглядел, выбрал чистый участок материи и аккуратно высморкался туда… Надобно было так и сохранить в неприкосновенности память о той, детской радости, когда воробьи – смешные, мир – велик и понятен, а эскимо – с привкусом счастья…
Сколько лет городу – пять сотен от силы. Если с предшественником языческим взять – ещё до тысячи лет наберём. Человек с кувшинами и наскальными рисунками – ещё сотня-другая тысяч лет с запасом. Какой была поверхность Земли сто миллионов лет назад, миллиард лет? Не было заплёванных тротуаров и неподобранных окурков, не было ООН и Чёрного Хода. Земля ворочалась потихоньку возле Солнца, зарастая плесенью, которая потом авторитетно самоназвалась Природой. А плесень росла, жила и умирала по частям, преобразуя дерьмо, гниль и трупы в природные энергоносители, на которых взросли вирусы, пожирающие ныне породившую их плесень. Мать Земля! На хрен тебе все это надо? Тебя грызут, а ты спишь, запаршивела вся. Тряхни ты шкурой как следует, смой в тарары все лишнее и грейся дальше, сколько Солнца хватит. Ты ведь вон какая здоровая: мельчайший прыщик лопнул – а и его приссавшее человечество испугалось, великим Кракатау нарекло.
Все эти цари Природы прогрессируют, давят друг друга с возрастающим азартом, но не успевают за расширенным воспроизводством. И ни бомбы термоядерные, ни биохимические лаборатории не в силах пока решить эту проблему… Любопытно, если бы, скажем, собрать все конкретные смертные пожелания ближнему своему и исполнить – много бы землян выжило? И как изменялся бы процент выживших, в зависимости от культурного уровня стран, в которых они проживали. Или культурный уровень возьмём…
Гек издалека заметил спецпатруль, лениво бредущий навстречу, и свернул на ближайшем перекрёстке. Вот задумался, не заметил, куда и ноги принесли… Гек оказался на Старогаванской улице у дома № 30, совсем рядом с домом, где Гек в последний раз в жизни видел Патрика и Дудю, так и не известно кем пристреленных… Вон там, на третьем этаже, был Дудин кабинет, а тут его мотор обычно стоял… Нет Дуди, а дом есть, и улица живёт, и город, и материк, и так далее… И каждый рядом с человеком пропорционально больший долгожитель. А человек считает себя хозяином всего этого, творцом и вершителем… «Блоха слона имела…»
…Или возьмём так называемую культуру… Гек вспомнил, как во время пребывания на Сицилии он попытался из уважения к престарелому дону Паоло прищучить некоего тамошнего борзилу по кличке Свинтус. Не успел, все мешался какой-то дурак-мотоциклист и местные лягавые опередили, буквально на минуты. Так вот этот Свинтус собирался взорвать Пизанскую башню, галерею Уффици и ещё чего-то там бесценное для человечества… Ну взорвал бы, и что, оскудело бы человечество? Безмозглых туристов бы поубавилось, это точно. Чем трижды-четырежды отреставрированная картина-шедевр лучше качественно исполненной копии? Ведь холст у шедевра – уже неродной, заменён, рама – тоже, краски – и тут, говорят, от старых мало что осталось. И в чем же разница, позвольте спросить, между копией и так называемым оригиналом? Кроме цены? Или если взять и уничтожить девяносто процентов сокровищ Лувра, Уффици, Эрмитажа, Метрополитен, Прадо – кощунство? Да ни хрена. Бо2льшая часть мирового населения и не подозревает о наличии этих светочей культуры, а из оставшейся её части почти никто и не знает, что эти пресловутые девяносто процентов шедевров наглухо закрыты в запасниках и будут там храниться, пока не обратятся в прах. Видел и шедевры – кичевики на улицах ничем не худшие делают… Ора меня все ругала, ах, мол, не знаю, кто такой Олоферн и за что его убили, когда всякий культурный человек это должен знать. Человек какой культуры должен это знать? Буддист-китаец, бушмен? Ах, христианской… Тогда какого черта у Юдифи в ручках меч совсем другого века? Или меч – вне христианской культуры? Художник, значит, сын своего времени, ему можно, а я – грядущий хам? Сегодня кучка ублюдков в пенсне подписала бумажку о подлинности, и сертифицированный оригинал в жестоком бою ушёл с молотка за тридцать с лишним миллионов долларов. А завтра более именитая кучка таких же искусствоведов, тоже лично никогда и ничего успешно не намалевавших, поймёт, что это – подделка… Куда нести экс-шедевр, в дворницкую? После второй бумажки картина перестала привлекать восхищённых ценителей прекрасного, быть нетленным достоянием человечества, а ведь все молекулы в ней прежние?…
И с музыкой все аналогично, и с историей… У Анны в учебниках и хрестоматиях – какую ни возьми, так история древнего мира – почти сплошь карликовая Греция и Рим, которые существовали весьма ограниченное по историческим масштабам время в маленьком аппендиксе небольшого материка. Уйди все это под воду, как наш пред-Бабилон во время оно – цивилизованное человечество и не заметило бы, основная его часть так и продолжала бы лопотать по-китайски и хинди…
Посреди тротуара, загораживая дорогу, стояли двое пьяных неряшливых мужиков, которые упрямо и громко пытались доискаться до истины: кто и кому в прошлый раз ставил стакан. Раньше Гек дал бы в морду тому, кто ближе оказался, освободив таким образом проход, но сегодня молча их обошёл. Приёмник в кармане, батареек запас – на год хватит, а консервы он возле «точки» купит, где в Чёрный Ход спускаться…
Человечество обречено. Оно, конечно, может поднять собственный… как это сказать… уровень негэнтропии… но тепловая смерть вселенной от этого не отдалится… да и не приблизится… И, к слову сказать, эта застывшая музыка поверх помоек… В Италии она оправдана, прохладу хранит, а у нас…
Гек не успел обратить внимания на крик, на скрип тормозов случайного мотора справа от себя, не успел оглянуться и среагировать. Он ничего не успел, только ткнулся лицом в асфальт, чувствуя внезапный жар в спине, грохочущую боль, и угасающим зрением наблюдая, как у самого лица набухает и дышит парко2м лужица черно-красной жидкости. «Моя кровь», – понял Гек и провалился в бесконечный кошмар…
Армейский грузовой автомобиль с брезентовым пологом вёз солдат-первогодков учебки в родные казармы, после первого в их жизни патруля оцепления. Служба – это не мёд, поэтому все сидели в кузове с полной боевой выкладкой, не имея права ни покурить, ни даже переговорить с соседом. Остановились они у магазина потому, что унтеру вздумалось купить сигарет. А там он заболтался с девушкой-продавщицей… Солдаты, кому повезло сидеть «на корме» у борта, глазели на прохожих, в надежде выпросить покурить, пока унтера нет… Леон Харвей, забитый солдатишка из юго-западных провинций, хотел курить больше всех и поэтому жадно вглядывался в каждого проходящего мимо человека…
Никто ничего не успел понять: Харя схватил с колен автомат, крикнул невнятное и дал очередь в спину какому-то мужику – тот и разлёгся мордой вниз, с четырьмя дырками в спине, даже ногами не дрыгнул… Леон, в ужасе глядя на им содеянное, зашёлся в истошном крике, только и можно было разобрать: «Я нечаянно, мне показалось…» Мужика быстро и без шума подобрал военный патруль и срочно отвёз в госпиталь; до синевы избитого унтером Харвея сбросили на гарнизонную губу, где он и пребывал в самоубийственном настроении до следующего вечера…
Сказка про Золушку началась после отбоя второго дня, когда за Харвеем прибыл почётный конвой из двоих полковников и отделения спецназовцев…