– Тина, эй, давай по-быстренькому, или скажи, где кофемолка…
Дверь распахнулась. В проёме, подбоченившись, стояла абсолютно голая Тина:
– У меня нет никакой кофемолки, я цветок асфальтовых полей, пью только растворимый!… Покраснел хотя бы. Молодёжь утратила всякое представление о стыде и нравственности. Вот полотенце, шампунь, шлёпанцы…
За время её монолога Гек, загородив собою проход, успел снять туфли, брюки, рубашку и трусы и теперь торопливо сдирал носки.
– Сэр, я подозреваю, что вы затаили в отношении меня чёрные и подлые помыслы, угрожающие сохранности моей чести и моего… женского… достоинства… Ой, отпусти немедленно!…
Преодолевая очень неискреннее сопротивление, Гек легко переправил Тину обратно в ванну, наполовину уже заполненную свежей водой: Гек заранее предупредил, что предпочитает ванну сауне и душу. Тина тихонько завизжала: вода показалась ей горячеватой, но Гек тарзаном вскочил вслед за нею и яростно прижал её к себе. Худощавая, ростом немногим ниже его, она действительно была плоскогрудой, но зато ноги её, лишённые джинсов, были прелестны: длинные, стройные, почти безупречной формы, разве что лодыжки чуть широковаты.
Рывок получился настолько энергичным, что плоские животы их столкнулись, породив звук полновесной пощёчины. После этого Геку пришлось вытерпеть прямо-таки голливудский поцелуй минуты на полторы. Наконец Гек вычмокнул изо рта Тины свой язык, перевёл дыхание, развернул Тину спиной к себе и приклонил её к открытому бортику так, чтобы она могла опереться руками.
– Нет-нет, я так не люблю…
Но Гек уже не слышал, да и не слушал: после такого перерыва было не до размышлений. Возникло небольшое затруднение: то ли член у Гека был слишком большой, то ли Тина спьяну и впопыхах не была готова к сексу, но Гек никак не мог протиснуться вглубь. Пришлось плюнуть в ладонь и наскоро обмазать головку члена. Это радикально помогло: Тина почти сразу застонала, задвигалась, стала лепетать что-то невнятное неожиданно низким и хриплым голосом, потом вскрикнула, выпрямилась, закинула назад руки, пытаясь обнять Гека…
– Пойдём… пойдём в постель, мальчик мой. О, мой хороший… Я сейчас умру, я тебя хочу… О-о-о! Все… все… все… Не выходи! Да, да, да!
Геку тоже наскучило в ванной, они наскоро вытерли друг друга и заторопились в постель, так и оставив пробку охранять забытую воду в огромной оранжевой ванне. Тина показалась Геку чуточку неуклюжей, вернее – неискушённой в тонкостях сексуального искусства, что вполне искупалось жарким темпераментом и непосредственностью.
– Тебе хорошо со мной?
– Угу.
– Нет, ты скажи, тебе хорошо?
– Хорошо, я же сказал.
– Не заметно… Ну скажи – может быть, я что-нибудь не так делаю?
– Да хорошо, хорошо мне, все ты правильно делаешь, лучше не бывает. Ну правда, ну. А такой глубокий минет я только с тобой видел, причём кайф от него мягкий и лёгкий.
– А почему тогда молчишь все время? Ты, наверное, считаешь меня развратной женщиной?
Геку показалось, что он ослышался. Он хотел было переспросить для верности, но вдруг сообразил, почему Тина произвела на него впечатление не очень-то искусной любовницы: впервые в жизни он занимался сексом не с проституткой. С тех пор как в пятнадцать лет он утратил невинность в многоопытных объятьях Риты, ему доводилось иметь дело исключительно с профессионалками, которые отличались друг от друга чем угодно, только не повадками. На него напал смех:
– Кто тут развратная женщина – ты, что ли?
– Это ты меня такой считаешь. Считаешь ведь?
– А-а, не считаю. С нравственностью у тебя все в порядке, с мозгами слабовато. Но мне с тобой хорошо.
– А вдруг я проститутка?
«Из тебя проститутка – как из глисты галстук», – подумал Гек, вслух же сказал с улыбкой:
– Ну, дурочка, – одно слово. Единственное сходство у тебя с вокзальной шлюхой – винищем разит на четверть мили.
– Зачем ты обзываешься? Почему ты такой грубый? Ты со мной разговариваешь, как со шлюхой…
– Потому что ты меня замучила: скажи да скажи, развратная – не развратная, прямо жилы тянешь. Я пьяных терпеть не могу, а ведь с тобой пошёл. Потому что вижу: ты куда лучше подавляющего большинства женщин, а главное – ты не такая, как все эти глупые индюшки. И мне с тобой кайфово, надеюсь, что и тебе со мной неплохо. – Гек за плечи притянул её к себе и поцеловал в волосы на виске, тонкие и мягкие, похоже – крашеные. Его взволновал и растрогал тот факт, что замужняя, судя по кольцу на левой руке, взрослая женщина добровольно и бескорыстно отдалась ему и даже обижается за что-то, не связанное с размером оплаты.
– Ну разве я такая пьяная? Я просто навеселе. Подожди, я схожу ещё раз зубы почищу, сейчас, мой милый…
– Да лежи, ладно, от перегара все равно не поможет. Давай-ка лучше постель поправим, а то простыни сбились… Почему ты именно мне записку написала? Или случайно под руку попался?
– Не знаю, понравился, и все. Вот только молодой слишком. Сколько тебе, двадцать два, двадцать три?
– Да. И ещё – непьющий.
– Я думала поначалу, что ты из Европы, серьёзный такой…
– Серьёзный… А у вас все мужики – рот до ушей, да?
– У кого – у нас?
– У деревенских. Ты же из Чикаго?
– Ну ты и свинья. И Манхэттен твой вонючий – загон для свиней!
– Тебе повезло, что я из Бруклина, а то бы я за неотёсанность и дерзость твою…
– Ну, ну? Что бы ты?
– Ничего, прощаю на первый раз… А ну, прими-ка позу номер двести девять!
– Какую ещё двести девять? Я такой не знаю.
– Я же говорю – деревня. Сейчас научу, сможешь потом другим дояркам рассказывать. Значит так: закрываешь глаза… Ай! Отпусти немедленно, дурочка, я сейчас закричу! Отпусти, больно, руку сломаю!
– Нет, кто доярка? Кто? Говори, вредина!
– Уже никто, успокойся. Ты у нас академик. Все, убери пока руку и слушай внимательно… Черт, так и половым калекой сделать можно… Итак, закрываешь глаза, мысленно считаешь до пятидесяти, дыхание, главное – дыхание, ровное, все мышцы максимально расслаблены, а ты пока сидишь. Потом медленно опускаешься, ложишься на левый бок, мышцы по-прежнему расслаблены, медленно и всей грудью дышишь, без помощи рук переворачиваешься на живот… вот так, да. Это все – подготовка. Лежишь на животе, расслаблено, руки вдоль тела, линии рук и позвоночника – прямые, всем телом одновременно переворачиваешься на правый бок, вот… Мысленно считаешь обратным счётом от пятидесяти до десяти, опускаешься на спину, ноги расходятся под прямым углом, про себя считаешь от десяти до одного… Теперь громко и внятно говори: «Заходи!» – и мы начинаем!
Гек едва успел выпрыгнуть из кровати и добежать до ванной, где он закрылся изнутри. Рассвирепевшая Тина молотила слабыми кулачками по двери. Видя, что Гек не собирается открывать, выключила свет в ванной.
– Открывай, мерзавец макаронный! Открывай, все равно я тебя достану, спущу шкуру и поставлю в позу шестьсот шестьдесят шесть! Открывай!
Гек неожиданно открыл, так что Тина с размаху пролетела вперёд, где её уже ждали: Гек поймал её за руки, резко развернул и, продолжая блокировать руки, вновь, как в первый раз, заставил нагнуться. Ему доставило дополнительное удовольствие слушать, как её возмущённое верещанье сменяется хриплыми стонами и покорным подмахиванием… После совместного душа они поели сэндвичи с молоком и пошли в кровать…
Гек проснулся первым и тотчас вспомнил, что чемодан с оставшейся наличностью – двумястами пятьюдесятью пятью тысячами «зелёных» – находится в пустом, плохо охраняемом номере. Ему захотелось немедленно встать и уйти, но полусонная Тина обвила его руками и почти сразу же ногами.
– Давай ещё, я пока спала – соскучилась…
– Я тоже, – не стал упрямиться Гек, но чёрное сомнение в адрес Тины отравило все удовольствие от секса. Слишком все стремительно получилось и удобно, чтобы обчистить его номер в гостинице. Сейчас он уйдёт отсюда, если уйдёт, а в номере уже ветер свистит сквозь пустые чемоданы. Потом он вернётся сюда, а здесь уже все съехали и отъехали в неизвестном направлении… Но уж что случилось, то случилось, надо понять, что к чему, а не торопиться. И отныне стараться думать наперёд, а не задним числом. Прошло ещё с полчаса, прежде чем он вспомнил, что ему должны этим утром позвонить в номер.