— Мы запахом, крыс не привлечём? — полусонно, задал вопрос Крон.
— Кстати, мы ни одного грызуна, по-моему, не видели, — ответил Комбат, усиленно вспоминая предыдущие похождения, в которых не нашлось места вездесущим обитателям подвалов.
— Вероятно — базы нет, которая бы обеспечила прожиточный минимум, — засыпая, промычал Дед, протирая кулаком слипающиеся веки.
Перед глазами поплыли расплывчатые стены серого бетона, и через пять минут, не осталось, ни одного бодрствующего персонажа. Повальный сон сморил всех неумолимой рукой, когда и бетонная шпала покажется пуховой подушкой.
Крону снился сон: старая улица, где прошло его детство; облезлая деревянная пивнушка, покрашенная в пронзительно зелёный цвет, и больше похожая на туалет или, в крайнем случае, на кабинку для переодевания, поскольку имела такой же вход, с перегородкой. Вечная толпа пьяных мужиков, не позволяющая тропе зарасти к источнику, не говоря про то, чтобы плесенью покрыться, без конца отиралась на подступах к строению. Позади этого сарая росли огромные садовые шампиньоны, обильно сдобренные мочевиной, а между ними ползали весёлые клопы-пожарники, с яркой, красно-чёрной окраской, за что и получили своё название. Земля, как паркетом, была уложена пробками разнообразных мастей: от пивных до винных — всех известных сортов. Он, двухлетний человек, на руках отца едет к замызганному строению, где шипит, не хуже примуса, и пенится, как стиральный порошок — янтарный напиток. Чёрные баллоны с углекислым газом, имитирующие газообразование, при естественном брожении, стоят позади продавщицы и впрыскивают пузыри, непосредственно при недоливе. Сейчас мало кто помнит, что в семидесятые годы прошлого века, даже такое пойло подавалось в приличных кружках ёмкостью пол-литра, а не в пластиковых стаканах, как сейчас, но ещё меньше народа знает, про маленькие кружки — по двести пятьдесят грамм, бывшие тогда в обиходе. Именно кружки, а не стеклянные стаканы. Вот отец берёт себе большую ёмкость и… Нет, не выпивает. Во всяком случае — не сразу. И не водки доливает — нет! Он берёт ещё маленькую кружку — для него! Ребёнок её выдувает и довольный, мычит чего-то, под дружное ржанье пьяных мужиков. Если известный сатирик, в своём монологе: пить, курить и говорить — начал одновременно, то Крон говорить начал значительно позже, чем пить. Дети есть дети и, подросши, он отдал предпочтение лимонаду, мороженому и пирожным, а не мутному напитку. Даже став значительно взрослее, пиво не полюбил. По небу плыли кудрявые облака, и растворялись на уровне горизонта, как пена…
Дальнейшие сновидения унесли его на Северо-Американский континент, времён колонизации Дикого запада. Он ехал на поезде, который пыхтел, как вулкан, извергая из трубы чёрный дым. В современном мире, такое задымление приняли бы за пожар и присвоили высокую категорию сложности. Крон хотел сойти с поезда, но литерный идёт без остановок. Для него всегда горит зелёный свет. Сажа разлеталась по окрестности, и он отметил про себя, что таких раритетов на паровой тяге — давно нет. Тендер — прицеп для угля, был на месте, позади паровоза, и все сомнения, в древности подвижного состава, отпали. Неожиданно раздался пронзительный крик:
— Индейцы!
Вонзившаяся рядом с ухом стрела, по характеру оперения, однозначно указывала на владельцев — Ирокезы. Перья на свои стрелы они наклеивают по спирали. Именно это послужило прототипом нарезного оружия, и спутать их с другими племенами невозможно. Но Ирокезы, большая группа племён, объединившая северо-восток США, и возникал вопрос, кто нападает сейчас: Сенека, Могавки или кто-то другой? Крон удивился сам себе и своим размышлениям: в такой момент думать, о какой-то ерунде. При таких обстоятельствах, любопытство может оказаться неуместным, о чём свидетельствовала ещё одна стрела, продырявившая вагон, рядом с другим ухом. Мустанги копытами поднимали тучи пыли, и что-либо разобрать было очень сложно. Это что же получается? Нет никакой ошибки, и он действительно в Северной Америке? Крон никогда не был на этом континенте, а индейцев советские пацаны уважали с детства, благодаря фильмам. «Какой-то дурной сон вышел, — думал он, ощупывая карманы». Оружия так не было — никакого. Краснокожие неожиданно отстали, и Крон спросил, проходившего мимо кондуктора:
— Что случилось?!
— Да, аборигены! Думали, что мы виски везём. Когда только успели пристраститься к огненной воде?
Оглядевшись по сторонам, и не обнаружив ничего подозрительного, билетёр, обращаясь к обитателям вагона, громко спросил, — раненые есть?!
— А с рождения считаются? — робко уточнил тихий голос из-под лавки.
— Шутите? — усмехнулся кондуктор. — Это хорошо — воду для омовения искать не надо!
— Для омовения покойных? — не понял, всё тот же, голос.
— Для полоскания штанов! — разозлился человек в форме, и дал понять несмышлёному, куда тому необходимо идти, указав правильное направление движения.
Судя по нервному жесту, лишённого хаотичности движения, указанный маршрут имел, вполне конкретное местонахождение, твёрдую и целенаправленную дорогу… Поезд из Голодранцево в Сан-Франциско продолжил движение…
Деду приснилось, как он пострадал за любовь, в результате чего, на теле на всю жизнь остался шрам — на боку. А любил Дед вишню: банальную, растущую на дереве одноимённого названия. Залез он, как-то на неё и мирно пасся, но подлый сучок обломился, под ногой, и летел альпинист вниз, считая ветки рёбрами, и прочими частями тела. Один из сучков оказался слишком крепким для того чтобы подломиться, под тяжестью человеческого тела, к тому же ещё — слишком упругим, и так зацепил за бочину, что оставил пожизненный след. Лежал Дедуля под деревом, кряхтя и охая, а сверху сыпалась вишня, сорвавшаяся со своих мест от детонации, вызванной падением инородного тела, не связанного с деревом родственными узами, и засыпая последнего ровным слоем красно-чёрных ягод…
Дед так ругался, что кто-то невидимый, окрестил его Похабычем, засунув в чужую оболочку, и дальнейшие сны носили обобщённый характер с персонажем побратима. Он въехал в посёлок на белом таракане, в сопровождении целого стада рыжих собратьев альбиноса, чем нарушил гармонию чужого сновидения, вторгнувшись на сопредельную территорию. Таракан оказался мутантом, утратившим пигментационную окраску в результате радиоактивного облучения. С головой тоже были не лады. Армия усатых приживальщиков звала на все четыре стороны, поэтому определить направление движения представлялось невозможным… Если бы он их раньше не послушал, то сидел бы сейчас рядом с Комбатом, где-нибудь у костра, а так — спишь в диком лесу, как бездомный волк. Черты белого мутанта постепенно трансформировались: сначала принимая форму лесной собаки, под белым покрывалом, затем Похабычь стал узнавать в них собственные приметы. Это что же получается — я сам на себе катаюсь? Эксплуатация себе подобных, не входила в планы таёжного жителя. Но сон не киноплёнка, и не лазерный диск. Это не флешка, которую, запросто можно сменить в любое время, на другое кино. Дальнейшие видения, совсем не вписывались в общую картину личного мировоззрения: он как конь, оснащённый сбруей и запряжённый, по всем правилам коневодства, едва касаясь земли четырьмя конечностями — мчится в направлении деревянного туалета, видневшегося вдалеке. Компания волков, в количестве трёх особей, сидя на нем, горланит песни, и распивает алкогольные напитки.
Доценту приснилось научное учреждение, в подвале которого, пять лет строили коллайдер. Затем в нём всем аулом гнали самогон, разгоняя жидкость по кругу. В середине строения стоял огромный охладитель, монументальностью конструкции, поражающий воображение. Самое главное в этой работе было то, что в процессе разгона, не происходило рождение античастиц, способных свести на нет все труды. Пёс с ней, с диссертацией, с Нобелевской премией, выдача которой носила проституционный характер. Короче — идут все… Неизвестно, на каком витке, при достижении субсветовой скорости, спиртосодержащая жидкость приняла плазменное состояние. Доцент не переставал удивляться тому обстоятельству, что коллайдер не развалился от возросшей массы, которая достигла фантастического значения. Вывести продукт из плазмы, в более удобоваримую, для употребления форму — не совсем получилось. Правильнее сказать — совсем не вышло. Закачивали газ в пластиковые бутылки. Он светился зелёным неоновым светом, приятно радующим глаз. Только вот незадача: когда в одном помещении собирались страждущие заложить за воротник, то при открытии посуды, улетучивающаяся субстанция насыщала парами веселья и того, кто не желал присоединяться к празднику. А уж совсем несправедливым казалось то, что поневоле участвовали те, кого звать не хотели. Снилось Доценту пронзительно синее небо, притягивающее к себе бездонностью и глубиной, плавно перетекающее в космическое пространство. Безоблачная бездна постепенно заполнялась зелёным газом… Был зелёный змий — стал зелёный джин.