— Вот жизнь! — воскликнул Сутулый. — Лишился последней радости в жизни и всё…
— Да уж, нам не до тоски, — пробурчал Комбат, опрокидывая очередной кубок. — Животный мир честнее, в большинстве своём.
— Это точно! — подтвердил Почтальон, вертя свой кубок в руке. — У нас другие заботы: деньги, имущество, положение в обществе — некогда ерундой заниматься. В погоне за наносным, забыли первоисточник сущности и живём суррогатами приобретённых благ, заменив ими самих себя. Даже в могилу упаковывали всё это барахло, искренне веря в необходимость тленного в загробном мире. Кстати, не только в древности это проделывали, но и сейчас возвращаются к забытой практике погребения.
— Налейте философу, — сделал замечание Крон окружающим. — У него, видимо, ёмкость опустела. Не хочется до утра выслушивать душещипательные изречения.
Кто, когда и как добрался до кроватей, и до какого времени продолжался банкет — никто не помнил. Ночь сейчас или вечер, так же, понять было невозможно. Звёзд не видно, благодаря прочным сводам пещеры, которые, в отличие от палатки, украсть невозможно: они могут только обрушиться. Но это в теории, а на практике, всё было надёжно.
Глава вторая Сновидения каменных сводов
Сны. Ночью люди видят цветные картинки. Кто-то, чёрно-белые. Кто-то переживает ночные кошмары, а кто разглядывает неприятные фрагменты несуществующих сцен. Некоторые окунаются в сюрреализм, а кто и в откровенный маразм.
В эту ночь Комбату снилось, что он в рыцарских доспехах и его, под общее шипение, несут на переплавку в огненное озеро. Сопротивляться сил не было, потому что любой бывалый средневековый воин знал — если упасть в такой амуниции, то подняться уже не получится. Только самым могучим солдатам удавалось встать на ноги. Что делать: или защита, или подвижность, но в этой ситуации, эпиляция обещала быть полной. Ему хотелось крикнуть, что он не идол, да и кольчуга на золотую, даже издали не смахивала, но печать молчания сковала уста, парализовав единственный орган, способный докричаться до изуверов. Кираса, так и вовсе ржавая, шлём тоже… Дорого бы он сейчас заплатил за асбестовые панталоны, лапти и другие атрибуты, в которых экстремалы катаются на расплавленной лаве, со склона вулкана…
Кащею приснилось, что он, всё-таки набил брюхо досыта, заработав при этом гастрит, так как пищей ему послужили сырые мыши, ящерицы и яйца. Тут, к тому же, ещё попахивало сальмонеллезом. В заключение банкета, двенадцать нагов, имеющих классические змеиные хвосты, на огромном блюде принесли ему зажаренную анаконду, около пятнадцати метров длиной и полметра толщиной — фаршированную арбузами. Кащей пристально вглядывался в морду водяного удава, имеющую угрожающие размеры и никак не мог понять — кого она ему напоминала? Физиономия изгибалась в конвульсиях, кривлялась и строила рожи: то расплывалась в улыбке, то морщилась, как будто ей было больно, пока не приобрела знакомые черты, в которых он без труда узнал лицо своего товарища. Бульдозер!
Бульдозер вздрогнул во сне, потому что ему, как наяву мерещилось: он, вместо трактора, волочёт «золотую бабу» на длинной верёвке, а она отчаянно сопротивляется. После того, как он притащил верещащий трофей к месту назначения, его окружили озадаченные наги. Из их разговора он понял, что наги, никак не могли понять, кого они только что переплавили. Затем его пригласили на торжественный обед, по случаю завершения операции, на котором полночи пытались разжать рот сопротивляющемуся транспорту, намереваясь напичкать Бульдозера заморскими угощениями. За столом, он лицом к лицу, встретился с Кащеем.
Сутулый тупил в своих сновидениях, не в силах осознать: кто он, где он и кто вокруг него. Лицо жены формировалось мучительно долго, болезненно перебирая образы трансформации, никак не решаясь определиться с выбором: то оно приобретало позолоченный оттенок, с которого бронзовой пылью осыпалась краска, то серебристый, мусоривший алюминиевой пудрой. Наконец, овал лица напомнил черты искажённого злобой карлика, пока не трансформировался в окончательный вариант, остановив своё решение на змеиной морде, застывшей в страшном оскале ядовитых зубов. На них медленно, янтарной каплей, наполнялась токсичная жидкость, а немигающие глаза парализовали волю. Ну, в общем, знакомая картина, когда денег нет, и не предвидится. Когда они намечаются, для этого форточка предусмотрена.
Очнувшись в холодном поту, Сутулый, с блаженной улыбкой на устах вспомнил, что он не женат и так ему легко стало на сердце, тепло на душе… Неприятный осадок, впрочем, остался. С облегчением погрузившись в дальнейшие сновидения, спасённый из лап смерти, осознал себя связистом: связанным с аппаратом связи, с обстоятельствами и просто — связанным. Подкрепление не позвать, а оно требовалось. Штаб молчал. До громкоговорителя не добраться, а уже рядом рвались снаряды, и слышался скрежет вражеских треков по родному асфальту тунгусской тайги… Танковая атака…
Бармалею снилось, что он обломал об «золотую бабу» все конечности, а Сутулый, по громкой связи вызывает ему доктора. Рупор в его руках был уродливый, но платиновый. Идол пошёл на переплавку, да и рупор, в конечном итоге, полетел туда же. «Не озеро, а золотой прииск, какой-то, — подумалось ему. — Никто не оплатит инвалидность, но и на алименты не подадут». Огненный водоём штормило: бурунами вставала раскалённая лава, бурлила и пенилась, искрясь брошенными в него драгоценностями, а шлак, от расплавленного металла, как пену накатывало в литоральную зону прибоя, размазывая по берегу. Прибежавшему на помощь врачу, услышавшему таки, призывы о помощи, даже подмётки спалило. Эскулап констатировал многочисленные ушибы, посетовал на отсутствие заграждений в опасной зоне и, посоветовав, в таком возрасте не проявлять излишней прыти, растворился, всё в том же озере.
Сновидения Пифагора отличались повышенной спортивностью: в районе падения Тунгусского метеорита, он прыгает через костёр, а вокруг лежит вываленный лес, вперемежку с тунгусами, которые полегли от завоза геологами спиртных напитков. Геологи, впрочем, лежали тут же. Тяжёлый дух перегара перемежался с удушливым запахом палёных волос и ароматным дымом костра, который столбом поднимался к небу. Подтащив очередное бревно к огню, Пифагор отметил про себя, что нужно быть осторожным и не перепутать полено с тунгусом. Или с геологом: «Нажрались «в дрова», а ты мучайся с выбором. Да, горючего здесь надолго хватит! Без наследства останешься, пока прыгаешь через всё, что сокрушил небесный гость».
Доценту наги вручили колбасу, со словами о том, что она им не нужна: толстую, докторскую — прямо в руки, чему он несказанно обрадовался, потому что справедливо полагал о благополучном исходе дела. «А могли бы, ведь, и поглумиться!» — не покидала радостная мысль. Полночи он выковыривал их неё жир, ну прямо, как в детстве, а затем, остальную половину тёмного времени суток, смазывал стапель, по которому в озеро спустят пойманное чудище. Жира хватило с избытком, да так, что и на внутреннюю поверхность полозьев пришлось наносить смазку.
Из глубины пещеры, люди-змеи тащили средневековый рыцарский доспех и, уложив его на салазки, спустили в лаву. Всю дорогу набор металлических чеканок грязно ругался…
Дед во сне кричал, что он уже стар, для таких игр, но дама, вся увешанная золотыми побрякушками, остервенело обещала показать ему все прелести другой жизни, которую любопытный ещё не знал и, о чём не догадывался. «Нашла бы себе, кого-нибудь по статусу, — причитал Дед, слезливо обмусоливая каждое слово. — Банкира, например, или олигарха». После того, как она наотрез отказалась от него отвязаться, несчастный пошёл топиться, всё в то же злополучное болото, смахивающее на геенну огненную.
Почтальону приснилось, что ему поручили доставить посылку — упакованную «золотую бабу», упавшую с неба, вместо метеорита, всё в том же районе, где находится вываленный лес. Предполагалась доставка на себе, за тысячи километров от места падения, к месту ликвидации, а вручил ему эту бандероль «Кот». Дальнейшее происходило, как в тумане и несун три раза просыпался, в процессе транспортировки драгоценного груза.